Автор: Утром следующего дня он собирался в редакцию журнала «Горизонт», но раздавшийся телефонный звонок изменил планы. В начале пути требовалось попасть в издательство, где уже начали вёрстку повторного тиража книг, и нужны консультации с автором, так объяснили надобность срочного появления там. «Что ж зайдём, — решил писатель. – Но почему такая спешка? Неужели такое множество читателей желают получить свой экземпляр книги?» Это недоумение по поводу неожиданного успеха уже самой книги у читателей, ожидающих знакомства с ней, а не только с автором, определялось в первую очередь радостью тому, что его произведение вызвало интерес не пышной презентацией и яркой обложкой, но и внутренним содержанием. Дел на сегодняшний день добавилось, и Царёв поторопился выйти из дома.
В издательстве его познакомили с новым дизайном обложки книги, вернее, с некоторыми штучными дополнениями, вкраплёнными в рисунок. Впрочем, эти нововведения не меняли старого замысла в картинке на обложке. Она оставалась грустной, а некоторая новизна лишь добавила изображению трагичности. Он согласился с изменениями, а также с рисунками, украсившими страницы самого издания. Таковое намерение издателей понравилось ему даже больше коррективов обложки, в нём он почувствовал продуманность текстовых сюжетов, взятых из самого произведения. «Наверное, уже давно замыслили этот проект. Основательно проштудировали роман. Уж больно рисунки хороши. Отражают действительность и действия в повествовании. Бьёт по памяти, будто сам рисовал», — подумал писатель и тут редактор подсказал ему суть совпадений мысли и отображения этого в иллюстрациях на страницах книги:
— У нас очень хороший художник. И роман ему нравится. Он сам вызвался украсить страницы вашей книги совершенно бескорыстно. Сказал, что давно не испытывал такого полного удовольствия от работы.
— Что ж. Мне всегда нравилось воплощение сюжетов произведения кистью художника. Редкий нынче талант, — замысловато ответил автор. – С благодарностью принимаю этот подарок судьбы, украсивший мои старые мысли свежим очарованием красок, — настроение Царёва выражалось в словах. Он собрался уходить, но редактор спросил:
— Пётр Петрович, у вас все документы с собой, — и когда тот кивнул, покосясь взглядом на портфель, добавил. – Зайдите в кассу и получите аванс. Остальной гонорар в процессе продаж. До свидания, — крепкое рукопожатие ещё более убедило писателя, что новое издание романа будет не таким загадочным и скорым, как в дни неясностей и сомнений, а основательным и настоящим.
С портфелем, в котором теперь лежала не только рукопись его странствий, но и крупная сумма денег, полученных в кассе издательства, Царёв продвигался по улице в направлении редакции журнала «Горизонт». Вдруг он остановился, перед ним возникло здание, на фасаде которого краснели буквы названия: «Кассы Аэрофлота». «От судьбы не уйдёшь», — подумал Пётр Петрович, входя в помещение. Не раздумывая, он купил билет до Красноярска и, не затягивая события, избрал временем вылета завтрашний день. Очень довольный принятым решением, в приподнятом состоянии духа он появился в редакции. Здесь всё осталось по-прежнему знакомо – суета, мелкая и значимая поступь писателей различного ранга, но табличка на двери кабинета редактора изменилась в фамильярно-именном сочетании. «Венедиктов Андрей Федорович», — прочёл Царёв и, постучав, вошёл.
Редактор – крупный, светловолосый мужчина, с правильными чертами лица, поднялся, вышел из-за стола, тепло пожал руку и заговорил с писателем как со старым знакомым:
— Ждал. Ждал вас, Пётр Петрович. И отрывок из вашего романа в журнале прочёл, а после и всю книгу. Чем вы нас ещё порадуете?
— Да, вот новую рукопись принёс, только не успел перепечатать. Времени не хватает, ехать надо, — добавил новое оправдание к прошедшему времени Царёв и достал из портфеля бумаги. Редактор, уже сидя за столом, некоторое время, молча, просматривал листы рукописи, потом, не отрывая взгляда от строк, медленно проговорил:
— Найдём, кому это отпечатать. Оставьте-ка рукопись мне, если не возражаете, а уж потом я сообщу вам результат. — Царёв понял, что аудиенция закончена, поднялся и пошёл на выход. Тут его окликнули:
— Петр Петрович, извините, увлёкся. Очень интересно. Вы там, — он махнул рукой за дверь, — в бухгалтерии, гонорар получите за предыдущую публикацию, — и он снова уткнулся лицом в бумаги.
Уже назавтра Царёв позвонил Никитину и сообщил о решении лететь в Красноярск. Трубка заклокотала словами благодарности, и поэт вызвался проводить друга из аэропорта. Договорились там и встретиться. К рейсу писатель поехал раньше времени, не хотелось одному слоняться по пустому дому. Из окна автомобиля, что мчал его в другую сторону света, он выглядывал редкие старые строения на городских улицах, стараясь воскресить в памяти беспечальную прелесть времени детства и, может быть, взять с собою сюжеты прошлого, чтобы в далёком, чужом краю искать и находить их повторение в картинах природы и в результатах человеческого труда. Он не боялся присущей ему сентиментальности, это чувство помогало сохранить маленькие слабости человеческого существа и в первую очередь любовь к милым случайностям своей жизни, что относились к лучшей части его воспоминаний. Напоминаний о прошедшем времени, случаях и событиях находилось немного, всё больше новых построек вытесняли из памяти годы детства и юности, и сам город представал взгляду пугающей смесью родного и чуждого. Даже окраины малой родины вздыбились вычурными особняками, высокими заборами, а дома местных жителей, уцелевшие в войне дворцов и хижин, сиротливо белели стенами среди ветвистых старых деревьев, посаженных ещё при основании города. «Скоро всё переменилось. Ещё недавно эти домики казались олицетворением достатка и благополучия семей в них проживающих. А за этими резными заборами, в трёхэтажных теремах, что за жизнь? Есть ли радость в ней? Или страх, что и прячется за высокой изгородью? И охрана у ворот дежурит, значит, есть, что прятать. Наверное, совесть. Она враг украденному богатству. Потому и посажена в роскошную тюрьму. Такова мораль нынешних хищников, созидающих свой мир, скрытый от взглядов людей, пробуждающих человеческие чувства. Сильным не стоит думать об оскорблённой ими нищете. Такова нынче логика мышления зарвавшихся негодяев».
В аэропорту Царёв дождался Никитина, они недолго посидели в кафе – говорили о литературе, Красноярске, Алевтине. Поэт посылал сестре гостинец – коробку душистых яблок, запах пробивался даже через плотный картон упаковки и наполнял воздух вокруг. Петр Петрович передал другу ключ от дома с просьбой доглядывать за жильём во время его отсутствия. Перед входом на регистрацию Никитин спросил:
— Надолго ли решил уехать, Пётр? Может, вместе вернётесь?
— Не знаю. На месте решим, — Царёву хотелось быстрее уехать, улететь. Он уже попрощался с прошлым, с городом и не думал о возвращении. Оно могло состояться, но не в мыслях о будущей встрече с Алей. Всё должно было решиться в согласии с судьбой. Полагаться на волю случая – образ жизни человека, занятого творчеством, события будущего, как и мгновения вдохновения, приходят свыше, и делать расписание на какой-то отрезок времени – неблагодарное занятие, считал писатель Царёв.
Самолёт быстро набрал высоту, загудел ровно и решительно, внося этим звуком некоего постоянства, покой в мысли пассажиров и уверенность в достижении цели окончания полёта. Стюардесса выкатила тележку с напитками и закусками, и в салоне почувствовалось оживление. Мужчины брали горячительные напитки, что-то любезно предлагали сидящим рядом дамам, если таковые оказывались соседями, а нет, так выпивали сами и закусывали тем, что послал им буфет Аэрофлота. Слова звучали всё громче, а смех раскатистей. Мужчины в стильных костюмах, при галстуках, бродили по внутренней территории лайнера как по горнице своего дома, подсаживались на подлокотники кресел к женщинам, к знакомым, вели беседы, топорща пальцы руки, не занятой бокалом и закуской, таким образом дополняя доказательные интонации разговора. Очень скоро у подгулявших пассажиров снялись пиджаки, расстегнулись вороты рубах, обвисли галстуки. Обобщённые непонятным свойством вопросы бизнеса и культуры в разговоре сменились требованиями уважения к статусу лиц, участвующих в диалогах, а то и просто в распитие спиртного. «Да, высоко взлетели хлопцы, приземлиться будет нелегко, — оглядывая полупьяных бизнесменов, увлечённых доказательствами неоспоримого феномена своей личности вне рамок просторов мировой экономики и менее всего желающих слышать голос своих оппонентов, — подумал писатель. – Холопов с первого взгляда видать, как и баронов английских, что ещё ливером свежим пахнут. А кому они служат пану или Мамоне – неважно. Аристократизм в крови, а разруха в голове», — ещё раз вспомнилось бессмертное произведение о собачьих сердцах людей, и он уткнулся в иллюминатор.
Разбудило его сообщение о приземлении в аэропорту Красноярска. Бортпроводница тормошила похмельных бизнесменов, предлагая пристегнуть ремни безопасности, и по ходу напоминая, где они находятся и откуда и куда прилетели. Скоро объявили об окончании полёта и попросили на выход. Царёв подхватил саквояж, коробку с яблоками, вышел на лётное поле, сел в автобус, который и подвёз его к зданию аэровокзала. Продолжительное время из отстойника, где пассажиры получали багаж, на выход в город не приглашали. Царёв нервно передвигался от оставленных у дальней стены вещей и до турникетов выхода на свободу. Он всматривался в пространство зала ожидания, но там толпилось множество народа, и его взгляд не находил знакомой фигуры женщины, что должна была его встретить. Поворачивал обратно, волновался всё заметнее, стал считать шаги, чтобы занять время ожидания, но раздражение на пустое времяпровождение нарастало, он злился на чью-то нерасторопность в исполнении обязанностей, на плен отстойника, на себя. Но когда он в очередной раз развернулся на путь освобождения, то с другой стороны прохода туда увидел Алю. Она смотрела на него, улыбалась и приветственно махала сразу обеими руками. Он остановился на половине пути, замер и больше не видел ничего, кроме её улыбки, фигуры и машущих рук. Что-то изменилось в женщине со времени их разлуки. Вот она опустила руки, и они легли на заметно выпуклый живот. Она ждёт его не одна. Она пришла сообщить о будущем рождении ребёнка. Его ребёнка. Всё вокруг переменилось, сознание освободилось из плена непостоянства, и он рванулся вперёд к началу нового времени.
г. Талгар.
