Автор: Степан Романович подошёл к стеллажу, на котором лежало что-то прямоугольное, накрытое большим покрывалом, снял его. Это был штабель готовых, в красивых рамах и под стеклом, произведений белого искусства.
— Это белые картины. Единственно, что осталось от традиционных, грязных – это название, — картина, — без него нельзя.
Он снял верхнюю картину, поставил её на стул. Это была идеально гладкая светлая плоскость под стеклом с табличкой внизу: «Универсум». Следующее произведение называлось «Потенции» и представляла собой полотно чистого светло-кремового цвета.
— Это льняной холст и тонкий акрил, — объяснил Степан.
Далее были явлены «Всё», «За мгновение до предмета», «Не трожь!», «Холст непрожитого», разных оттенков белого и сероватого. Илья вспомнил процесс развоплощения камня, произведённый Кириллом на берегу реки. И тут, на самом деле, последовало «Абсолютное развоплощение».
— А это суровый конопляный холст, ничем не покрытый, белое с солнцем.
— Вот это — доска, грунтованная левкасом для икон: мел, рыбий жир, клей и льняное масло. светло-ясная. «Божество», указал Степан на следующее произведение.
— А это? – спросил Илья, показывая на выступающего Ленина, поглощённого наполовину чистой девственностью.
— Баритовые белила. Они растворят эту черноту полностью.
— А чёрный цвет? Ведь это же пустота… По закону противоположностей они же должны где-то совпасть? — спросил Илья.
— Чёрный – это максимально предметный, антикультурный. Точнее, это душа, максимально истраченная на культуру, полностью развоплощённая, сгоревшая спичка. Когда писатель исписался, певец испелся и так далее.
Илья вспомнил мизерный кусочек чёрной золы, оставшийся после развоплощения Кириллом речного камня.
— Вообще у белого так много оттнков, что можно воссоздать все свойства идеальной культуры, — с воодушевлением продолжил художник-эколог, — Алебастровый, бледно-жёлтый, молочный с бежевым оттенком. Слоновая кость, экрю, снежный, морозный, полупрозрачный. Фарфоровый, лунный, кокосовый, много ещё… И холодных, с синевой и серым, и тёплых, с желтизной и кремом. А вообще белый и чёрный – это и не цвета совсем, их нет в радуге. Белый – это полное отражение нетварного Божественного света. Как одеяния Христа в Преображении Господнем.
— Как частицы превращаются в информацию, — вслух подумал Илья.
— Что?
— Да, это я так… Степан Романович, а как обстоит дело с ценителями вашего искусства? Извиняюсь, как с продажей ваших произведений?
Белый художник поскучнел, нахмурился:
— Для меня это не главное. И идея, и картины самоценны, они принципиально не для обмена на деньги, а начнёшь мазать – появяться деньги. Картинки на картинки. Порываются купить только вредители, то есть сами художники. Понятно, для чего, — чтобы испачкать безмолвие. Я им принципиально не продаю. А так за всё время мои картины покупали только два раза: один японский коллекционер современного искусства, и один философ из Москвы. Умных людей мало. А мне всё равно, — пенсия у меня хорошая, сбережения остались, со времён, когда ещё пачкуном был. Да и лесные дары неплохой доход приносят. Вот завтра за брусникой поеду на своём УАЗе. Сегодня как раз ремонт закончил, всё новое поставил.
— Сейчас назрела крайняя необходимость в разработке закона о вреде экологии культуры, — поделился далее своими соображениями Степан, — Надо штрафовать всех художников за загрязнение культурного пространства. Ведь родителей подростков, пачкающих общественные места, стены, остановки, штрафует полиция.
Ближе к вечеру Илья с Мариной вернулись домой.
* * *
Илья вышел на крыльцо, сел, закурил. На потемневшем небе ещё были видны последние малиновые отблески заката. Тепло земли восходившее вверх и холодный воздух неба, смешиваясь, рождали прохладный неровный и порывистый ветер. С запада небо затягивало тёмно-серыми дождевыми тучами. Листва деревьев то затихала и становилась неподвижной, то, подхваченная порывом ветра, металась по небу с ровным шумом горной реки.
Сегодня был день связи с Кириллом. Илья набрал номер.
— Да, Илья, здравствуй, — ответил исследователь Гималаев.
— Привет, как у тебя дела? Ты где сейчас?
— Я сейчас в Непале, на склоне Эвереста, в небольшом посёлке дардов, это местная народность.
— Как успехи? Нашёл что-нибудь?
— Я точно знаю, что материнская плата находится именно на склоне Эвереста. Знаешь, как будет по-тибетски Эверест? Джомолунгма. Что означает «Божественная мать Земли». Материнская плата космокомпа не где-то во Вселенной, не на другой планете в космосе, а именно здесь. Потому что на Земле есть человек мыслящий. …И.. . просто я это чувствую. Здесь же, в Гималаях, и процессор настоящего космического компьютера. По-моему, он находится в пещере Амарнахт, это в Западных Гималаях, в Кашмире. Я всё тщательно проанализировал. По легенде, там Шива сообщил своей жене, Парвати, тайну жизни. Туда сейчас трудно попасть, там тысячи паломников-мистиков и политические неурядицы, но я постараюсь.
— Кирилл, а как ты поймёшь, что нашёл материнку? Как она выглядит?
— Да выключи ты телефон, Илья. Я уже говорю у тебя в голове.
— Как это? — удивился Илья, выключил и отложил телефон.
— Я научился частично развоплощать мозг и сознание, — зазвучал в голове Ильи голос Кирилла, — Но, пока частично. Найду материнку – и моё сознание совпадёт с естественными границами космокомпа, снимет матрицу и вернётся в первоначальное состояние, в мою голову.
— Как ты говоришь без телефона? Смотри, как бы тебя не убили производители мобильников. А всё-таки, как ты её, материнку, узнаешь?
— Об этом не беспокойся. Например, это может быть какая-то небольшая горная долина с основанием из гнейсов, кварца, гранита, там, других кристаллических пород. Ну, и, конечно магнитные, силовые поля, вибрации… Я её почувствую. Но надо торопиться…
— Почему?
— Эти долбаные компьютеры, по скорости вычислений, лет через десять будут совпадать по мощности с человеческим мозгом. А такой комп может уже создать действующую информационную модель Земли. А это уже не просто помеха, это – подмена, абсолютный протез. А потом эта модель самопроизвольно найдёт материнку и заменит её, понимаешь?
— Не совсем. Что из этого следует?
— Она сможет смоделировать интеллект людей, создать живые существа с таким интеллектом и заселить ими эти созданные внутри компьютеров миры. Конечно, у этих тупорылых может не хватить воображения. Но есть подозрения, что всю эту имитацию создают наши потомки из будущего через этих учёных.
— Извини, Кирилл, но как можно доказать нереальность той реальности, в которой мы рождаемся, живём и умираем?
— А зачем? Не надо ничего доказывать. Пользоваться надо космокомпом, пользоваться практически, как, допустим, электрочайником. Это будет высший пилотаж и высшая степень потребления. Потребители потребляют всё, вот дошла очередь и до Вселенной. Этот мир не идеален. Мы сделаем его идеальным. Это и есть смысл нашей жизни. У меня голова начинает кружиться, как представлю, что мы будем сами моделировать мир и людей, их поступки, судьбы. Как создают компьютерные игры. И тут без тебя не обойтись: я знаю, просто вижу, что ты мыслишь не цифрами и логикой, а образами, смыслами и волей. И, как поэт, переводишь, сгущаешь их в формулы. Ты, Илья, идеальный воплотитель. Как я – идеальный распылитель, хе-хе.
Илья помолчал:
— Да, — согласился он после паузы, — Идеальный потрошитель, хе-хе. Шучу. А всё-таки, как твой голос попал в мою голову?
— Илья, я не только слышу тебя без телефона, а ещё и вижу тебя. Ты встань, дверь в дом прикрой, твоя Марина услышит, и сигарету выкинь, там уже один фильтр.
Илья с тревогой, даже со страхом, огляделся по сторонам. Никого.
— Ты вверх посмотри, над собой.
Илья поднял голову и вздрогнул. На высоте метрах в ста, в небе, на него смотрели два огромных, по три метра, человеческих глаза.
— Здорово, друг, — глаза Кирилла сощурились от улыбки.
— Что-то у меня мороз по коже от таких развоплощений, — поделился Илья.
— Это ещё только начало, — ответил Кирилл, — Мы будем управлять миропорядком, всей Вселенной и отдельными людьми. Готовься. А пока, Илья, продолжай развоплощать этих уродцев-компов. Не забывай, что они — источники помех, сбоев в нашем деле. Знаю, что их всех не уничтожишь, но важна сама живая идея, воплощённая в реальном процессе. Космокомп не обманешь.
— Хорошо, Кирилл.
— Пока, до связи.
— Пока.
Глава 8. Вечеринка
Днём в четверг позвонил Паша.
— Илья, у тебя есть девушка?
— Да, а что?
— Мы с Алиной, моей подругой, приглашаем вас на вечеринку, в субботу. У неё день рождения.
— Паша, я.., мы…
— Илья, никаких отговорок, ты меня очень обидишь. Столько лет вместе, что ты сидишь, как отшельник, нехорошо. Ждём вас в пять вечера. Запиши адрес, вбей в навигатор. Я сейчас знаешь, где? В Гималаях. В субботу утром прилечу.
— Хорошо, — понял, что не отвертеться, Илья и подумал, — «Действительно, как-то невежливо. Исключительно товарищеский визит».
* * *
