Автор: Дорога медленно исчезала за бесчисленными поворотами, оставляя позади холмы, равнины, бесконечные километры нехоженых диких троп; скоростной поезд следовал давно заданному маршруту, перевозя десятки тысяч воспоминаний, столько же разговоров, взглядов и мнений. Катерина сидела в незаполненном купе и довольствовалась своим одиночеством уже вторые сутки: никто к ней не подсаживался, что не могло не доставлять ей радость. Она уже две недели была одна. Там, в далеком пока родном мегаполисе, опять ждали ее напряженные и полные событий дни, поэтому она наслаждалась последними уходящими минутами и секундами покоя. Катерина встала и приоткрыла форточку, и в купе мигом вихрем ворвался тот сладкий щемящий запах осени, который никого не может оставить равнодушным. Странно, но только осень она любила писать больше всего. А особенно удавались ей кленовые аллеи. Они всегда пестрыми мазками неровно ложились на холст, но именно в их кривых, мятых листочках, в неподдающихся точной передаче дорожках хранились те воспоминания, которые она везла с собой туда, откуда сейчас возвращалась. Шла вторая неделя сентября…
Ласково и по-детски улыбнувшись, она вспомнила первый в ее жизни настоящий сентябрь, когда в последний ее год в школе к ним в класс пришел Юрка. Это была любовь с первого взгляда, когда земля из-под ног, когда коленки трясутся, когда красишь глаза маминым карандашом, чтобы он заметил. Почему она тогда послушала маму?…Мама сразу увидела в нем » неподходящего» и » недостойного» парня. Конечно, Катерина готовилась стать » лучшей» , по мнению своей мамы, и парень у нее будет » лучший». Ведь она была красивая( это сейчас Катя понимала, когда сама растила дочь, что у каждой матери всегда ее дети самые красивые и талантливые, cамые особенные и необыкновенные), училась на пятерки, закончила художественную школу и собиралась в институт. Типичный набор типичной отличницы — сейчас понимала Катя. А тогда строго следовала годами внушаемому: во взрослой жизни обязательно найдется тот, кто все, вложенное в нее, оценит. А Юрка…у него не было строго намеченного плана. Он хотел с ней просто быть, просто жить; ночью собирал для нее ландыши, улыбался с прищуром и собирался в другой город в летное училище. Его тянуло наверх, и их тянуло друг к другу. Но мамино:» у тебя этих Юр еще будет, вот увидишь» взяло вверх. Мама твердила, что ей еще только 18. Это сейчас Катерина понимала, что ей было УЖЕ 18. Юрка…Где это он сейчас? Она ни разу не рискнула и не решилась про него ничего узнать. Единственный, о котором до сих пор не узнавала. Но подобранный им когда-то во время их первой прогулки и воткнутый ей под берет зеленый кленовый листочек бережно хранила. Как воспоминание о той ошибке, когда испугалась попробовать. Испугалась ошибиться…
Отвернувшись от окна и обнаружив, что поддувает, Катерина закрыла форточку. Достав носовой платок, она приготовилась смахнуть всегда в этот момент подступающую слезу, но впервые слезы почему-то не было. Удивительно, но обычно в этот момент такого щемящего, несостоявшегося и чего-то, оставшегося лишь светлым воспоминанием, она плакала. Воспроизводила в памяти красивое яркое юное, бьющее через край, сбивающее с ног и заставляющее задыхаться…и плакала. Скорей, от счастья. Что с ней такое было и так в ее жизни получилось. Часто обсуждая на работе с коллегами и подругами проблемы своих дочерей-подростков, она понимала, что многие ее знакомые не любили до дрожи в коленях. И тогда ощущала себя почему-то счастливой.
С Костей было не так. С ним было все уже по-взрослому( ей тогда казалось) и по-другому. Это был ключевой момент маминого воспитания и годами повторяемой мантры, что будет все по лучшему сценарию. Ей было 24. За плечами красный диплом( где он сейчас и кому он был нужен??), год работы на крупном развивающемся предприятии, поездки на море во время отпуска…Все, как у всех. Наверное, у всех отличников так. Шла первая неделя октября, когда в их отделение зашел Костя — высокий брюнет со жгучим взглядом. Перспективный, интеллигентный и из хорошей семьи. Катерина долго не верила в их отношения и не чувствовала их. Но он представлял собой тот годами рисовавшийся ей идеал мужчины: красивый, начитанный, который умел себя преподнести ,вел себя деликатно и любезно, ездил на недешевом автомобиле и очень понравился маме. Мама постоянно твердила, что это- именно тот и это то, о чем она и говорила. Его рассуждения о семье, о детях и доме, о понятиях…Катерина улыбнулась. Как это было далеко. Грустно. Она все время чего-то требовала от него, он- от нее. С рождением Вики ситуация только ухудшилась. Она уставала, он работал. Он приходил — они с дочей ложились. Его недовольства, мамины слезы, Викины болячки и вечно раскалывающаяся голова. Катерина не понимала, почему все так сложно. Ведь она все делает, cмотрит за дочкой, готовит…Костя не понимал, где та юная Катя, почему она так устает, ведь он зарабатывает достаточно и даже отправляет ее к маме выспаться на выходных…Три года бесконечных упреков и выяснений, кто кому и что должен и та памятная прогулка по осеннему лесу. Вика бежала впереди, играя уже схватившимися осенней палитрой кленовыми листьями, а они шли сзади и не могли найти в себе силы, чтобы замолчать и посмотреть друг на друга сквозь пелену не сходящей обиды…Он упрекал, она упрекала. Он срывался на крик, и она беспомощно срывалась. Все, что рисовалось, влекло и манило еще несколько лет назад, разбилось. И Катя не могла тогда ответить себе на вопрос, почему…
Она вздохнула, придвинулась лицом к прохладному стеклу и расстегнула кофту. Когда она вспоминала тот больной разговор, полный взаимных упреков, ей всегда было душно. О той прогулке ей напоминали только Викины вопросы и красный кленовый листик, что дочь подняла тогда и принесла им обоим любоваться, а Катерина схватила его машинально и теребила в руках. Листик она принесла домой в тот вечер, а на следующий день Костя ушел…Мама во всем сначала винила его, потому как Катерина— ее дочь — идеальна. Потом винила ее, потому что ей уже 28. А саму ее захлестывала такая горькая обида и столько вопросов вертелось без ответов, столько было в ней гнева, ярости, раздражения и возмущения…
Вечерело, и по запотевшему стеклу было понятно, что за окном уже настоящая осень. Катерина любила это время года. Несмотря на все события, что приносила ей именно эта цветная красавица. Она любила ее цвет, ее запах, ее краски и именно осенью ощущала полноту жизни, когда, казалось, что все увядает и готовится к строгой седине. Тогда приходило чувство, когда хотелось себя подтолкнуть и начать торопиться жить. Потому что ошибочное ощущение бесконечности и того, что все будет и все еще только начинается, в определенный момент переключает и настораживает. В один из таких предноябрьских дождливых дней Катя увидела Евгения Павловича. Вернее, видела она его уже лет 10 как, потому как работали они вместе. Но вот увидела его именно в тот памятный день. Ей было 34, Вика ходила в школу, часто ездила к отцу и всегда приезжала, раздражая Катю, рассказывая, что папа женился и очень спокоен и никогда не кричит. Катерина в тот день пришла после очередной бессонной ночи, когда накануне мама в стопятьсотый раз читала ей о том, что годы летят, что она уже не молода, и что нет повышения, хотя столько было вложено и столько отдано…Катя опять плакала. Опять. Плакала. Уже год, как она вдруг поняла, что » доживает». Что ей 34, а она живет тем путем отличницы, который был для нее запрограммирован и навязан кем-то другим: не тот парень, тот муж, тот вуз, та машина. Все было для нее…Но все было не ее. Где она сама осталась? Разве она хотела стать тем, кем стала? Разве стремления, события, люди, что ее окружают- это ее? Ее выбор???
Евгений Павлович спросил, все ли у нее в порядке. И она вздрогнула. В первый раз за все время кто-то поинтересовался, как у нее дела…Незаметно и без нервов они сошлись. У него двое взрослых сыновей; внук. У нее дочь. Они вместе ездили к нему на дачу, каждую субботу отправляли Вику к отцу и шли гулять…Она ничего не требовала, ему было всего достаточно. Она бралась за кисть — он возился в гараже. А потом он купил ей билет…
Она села на поезд и уехала. Когда-то в 18, когда все еще казалось таким далеким и таким невероятным, она пообещала в тот сентябрьский день, стоя под разноцветным кленом, Юрке, что будет счастлива. И вот сейчас смогла-таки. Взяла с собой одну лишь сумку и уехала.
Жизнь пролетела, как одно мгновенье. Сначала ей казалось, что все впереди, и жизнь такая долгая, что переписать ее набело она успеет. Что можно ждать и не торопиться, ведь за поворотом ее ждет что-то необыкновенное. Но с каждым новым витком и новым годом она упускала, что уже давно не ЕЩЕ, а УЖЕ, что за поворотом ничего и никто не будет ждать, если ты не сделаешь шаг навстречу. Что мудрость не приходит к тем, кто не сделал работу над своими ошибками, да и вообще она редко, к кому приходит с годами. И люди доживают. С не своими людьми, пытаясь собраться и казаться, а своих упуская. Слушая кого-то, а не себя. Живя для кого-то и по чьему-то сценарию, себя так и не узнав и не поняв, а иногда — и это страшнее — себя узнав,но спрятав и забыв..
Все эти две недели она просто дышала, смотрела по сторонам и вспоминала, думая, размышляя.
Катерина и не заметила, как стемнело. На столе лежал отключенный телефон. Она и забыла про него за это время. Так здорово! Первый раз за все время у нее был настоящий отпуск. Она отпустила время, мысли, недоразумения, обиду и разочарование. Она просто жила. Включив телефон и посмотрев на » пропущенные», она увидела лишь один номер. С этого же номера каждый день приходили сообщения. В одно и то же время. С одним и тем же текстом. Катерина улыбнулась, вспомнив, как Евгений Павлович, провожая ее, поднял с тропинки желтый кленовый листочек, и она улыбнулась и сказала ему, что у неё теперь полная коллекция. Три памятных листочка: зеленый — юный, полный жизни и мечтаний, красный — огненно-жгучий, разбивающий и сжигающий, и желтенький теперь: солнечный такой, обнадеживающий. А Евгений Павлович в ответ сказал, что у клена еще много красок, и что он найдёт ей ещё и красно-желтые, и в крапинку, и багровые, и коричневые, и еще много-много всяких разных…Вот и теперь, включив телефон, она прочла его сообщения:» Ты отдохни, тебе нужно, и возвращайся. Ты мне очень нужна. » И дрожь пробежала по ее телу, как тогда, в 18 лет. И Катя улыбнулась опять по-детски.
За окном стояла та зябкая сентябрьская ночь, когда так хочется прислониться к родному и теплому. Поезд мирно шел годами проложенным маршрутом, унося за собой слезы, мысли и оставляя километры пройденных тёперь и Катиных внутренних дорог. А Катерина смотрела в окошко и думала. Ей ещё только 37. Как же хорошо, что на этот раз она не послушала маму…Как хорошо, что в её жизни появился не тот человек. Не та любовь…И как хорошо, что её любовь…она такая разная….
.
.
