— А я как-то не люблю компьютеры, интернет там, соцсети.., — поделилась новая знакомая, — Не моё это. Как-то распыляешь в них, — и себя, и время. У меня сестра тут недавно в аварию попала. Лежит дома, неходячая, забинтованная, в гипсе. Я прихожу к ней, она сразу же: «Марина, посмотри, сколько там комментариев и лайков на мой новый статус», представляешь? Почему они такие зависимые от этих сетей?
— Я этого тоже не понимаю, — ответил Илья, — Наверное, сеть – это больше, чем люди. …Божество какое-то…
Шли они минут сорок. Наконец, девушка указала вперёд и сказала:
— Вот эта впадина. Она тут начинается, но надо пройти немного дальше. Я тут вроде бы уже прошлась, собрала.
Неширокий, тенистый и сырой, лог, глубиной метра в полтора, с мелким кустарником на дне и деревьями по бокам, уходил далеко в лес. Пройдя ещё некоторое расстояние вдоль этой впадины, грибники сразу же наткнулись на добычу, лесной деликатес, — белые грибы. Илья достал свой пластиковый контейнер и начал осторожно срезать дары природы. Марина продолжила наполнять свою корзину.
Наконец, прилично удалившись вглубь леса, их тара наполнилась ядрёными, чистыми белыми грибами.
— Давай отдохнём и заодно перекусим, — предложил Илья.
— Давай, — поддержала Марина.
Они расположились на полянке, собрали сухого валежника, разожгли костёр. Илья порезал хлеб, помидоры, колбасу, которуя была нанизана на тонкие веточки и поджарена на огне. Ничего вкуснее ни он, ни она давно не ели. Запах жареной колбасы, ещё горячего чая подогревали аппетит. Пообедав, они ещё долго говорили, рассказывая о себе, о своей жизни, в которой оказалось много общего, и вообще перекидывались фразами без особого смысла, как-то с полуслова понимая друг друга.
Илье очень нравилась красавица Марина. Но, странно, от близости наедине, в лесу, за разговорами у него не возникало вполне естественного для всякого мужчины в такой ситуации, желания, например, обнять её, поцеловать и уложить в мягкую траву. Большая любовь начинается с чувства понимания. И девушка это тоже ощущала. Подсознательно они оба чувствовали и осознавали, что встреча их не случайна, что это и есть начало настоящей любви, поэтому не торопили события и ведали шестым чувством, что всё ещё впереди. По звуку голоса, по движениям и репликам, по течению беседы было ясно, что знают они друг друга очень давно, а встретились только сейчас. Значит, так было нужно.
Время пролетело незаметно, Илья посмотрел на часы. Было уже половина шестого.
— Вот тебе раз, как быстро время пролетело, — удивился он, — я точно опаздал, на шестичасовую уже не успею, даже если бегом.
— Илья, у тебя ведь завтра выходной, ведь так? Ты можешь переночевать у меня, в Серебрянке, а утром уедешь. Там и автобус рейсовый останавливается.
— Ну, если ты не против. А удобно это?
— Гораздо удобнее, чем ночевать в лесу, или на станции.
* * *
До марининого дома добытчики, добывшие грибов и Большую Любовь, дошли уже к вечеру. Серебрянка оказалась небольшой, в тридцать дворов, деревней, расположенной на просторах сибирских лесостепей. До районного центра было восемнадцать километров. Поселение жило пенсиями стариков, огородами, немногочисленной скотиной, домашней птицей, а также бревенчатым строением заготпункта, куда селяне сдавали весной — ароматную и полезную черемшу, а летом и осенью — ягоды, грибы и орехи.
На скамьях, у ворот домов, сидели старухи и старики, которые приветливо здоровались, осматривая проходящую пару.
— Тут в основном пожилые, я их всех с детства знаю. Увидели, сейчас пересуды начнутся, — сказала Марина.
Подошли к дому.
— Этот дом мой отец тётке построил много лет назад, — поведала девушка.
Дом был небольшой, но крепкий, из толстых брёвен, на каждой стене – по одному окну, небольшой двор с хозяйственными постройками, огород, в палисаднике – клён и рябина с гроздьями ягод. Внутри было три комнаты, которые дышали деревенским уютом: кухня с печью и газовой плитой, холодильником, зал и спаленка.
Марина пожарила грибов, приготовила салат, поужинали. С часок посмотрели телевизор. Оба чувствовали усталость, да и ночь входила в свои права. Хозяйка застелила диван в зале.
— Илья, ложись здесь, спокойной ночи.
Утром Илья проснулся, как и положено в деревне, от громкого кукареканья петуха. Полежал с полчаса, ощущая прилив сил от здорового сна и чистого воздуха. Из спаленки вышла Марина в тонкой, свободной ночнушке, с распущенными волосами, красивая и естественная.
— Ты уже проснулся? – спросила она.
— Марин, иди сюда, сядь, — попросил Илья.
Она молча подошла, села рядом. От неё веяло теплом здорового девичьего тела, уютом и нежностью. Он обнял её за плечи, привлёк к себе. Девушка легла рядом, обняла его за шею и они замерли в долгом поцелуе. Под снятой Ильёй марининой ночной рубашкой оказалось великолепное девичье тело, большая грудь, круглый трепещущийся живот, крепкие стройные ноги с островком шёлковистых волос между ними…
«И ведь всё это тоже создал космокомп из кварков и молекул, — мелькнуло в голове Ильи, — Но эти молекулы и кварки сложились в удивительно прекрасное женское тело».
Уехал Илья из Серебрянки шестичасовым вечерним автобусом.
Глава 6. Флагман педагогических инноваций
Вечером в понедельник позвонил Паша.
— Илья, как дела, как настроение? – сердечно поинтересовался он.
— Всё в порядке.
— В общем, я тебя жду в НИИ завтра, во вторник, к часу.
Илья поморщился:
— Ладно, хорошо.
— Это на проспекте Красных партизан, шестнадцать. Высотка белая, мы там три этажа арендуем под офис. Буду ждать у входа. Окей?
— Хорошо.
«В конце концов, почему бы не посмотреть, чем сейчас живёт педагогическая наука. Ведь всё равно не отстанет», — подумал Илья.
На следующий день, к часу, он подъехал к широкому крыльцу белой десятиэтажки, на котором уже стоял в ожидании презентабельный и дежурно модный бывший одногруппник Павел.
— Здесь у нас офис и ИКЦ, информационно-компьютерный центр, — поведал он, — а сам НИИ тоже здесь рядом, сразу за офисом, в здании бывшего механического завода. Цеха полностью переоборудовали по последнему слову архитектуры и дизайна. Сам увидишь. А сейчас пойдём, с директором познакомлю.
Они прошли вахту, поднялись в лифте на пятый этаж. Вышли на площадку с широкими стеклянными дверями, за которыми начинался длинный коридор с дверями кабинетов. Справа от дверей висела зеркальная табличка горчичного цвета: «Международный НИИ современной педагогики потребления им. И.Г. Песталоцци». Сверху над дверями — пластиковый плакат с надписью «В стране существует слепое доверие народа к школам, каковы бы они ни были.И.Г.Песталоцци».
Немного пройдя по коридору, Паша открыл дверь с табличкой «Директор Пётр Георгиевич Калошин». Друзья оказались в неожиданно большой приёмной с секретарским столом, офисными шкафами, двумя диванами, креслами, пальмой в кадушке, широким окном, заставленным горшками с различными растениями и кафельным полом с ковровой дорожкой. Молодая симпатичная секретарша была похожа на модель, только не с сонными и мстительными глазами, как у работниц подиума, а, напротив, со взглядом деловым и внимательным. Она что-то набирала на компьютере.
— Здравствуйте, Павел Евгеньевич, — улыбнулась она навстречу вошедшим, — Здравствуйте.
— У себя? — спросил Паша.
— Да, — ответила дива офисных пространств, — Только, если у вас, Павел Евгеньевич, разговор долгий и серьёзный, то придётся немного подождать. Пётр Георгиевич вызвал Захарыча, он уже идёт. А я вам сейчас кофе заварю.
— Хорошо, — сказал Паша, и они расположились на диване.
Тут открылась дверь, и в приёмную вошёл какой-то странный тип. Илья удивлённо оглядел его. Это был весьма пожилой мужик за шестьдесят, поросший щетиной, из-под нахмуренных бровей на мир глядели тёмно-карие колючие глаза, смотрели требовательно и вопрошающе. На ногах у него были резиновые ботфорты, или болотные сапоги с комками полужидкой грязи на подошвах и стекающей с голяшек прямо на пол какой-то болотной жижи рыжего цвета. Одет он был в древний однобортный пиджак неопределённого цвета с какими-то медалями на груди, клетчатую кепку. В руках вошедший держал большой разводной ключ. Не торопясь оглядел присутствующих и молча отправился прямиком в кабинет директора.
— Здравствуй, Захарыч, — торопливо сказал Паша, не удостоившись ответа.
Тут же вслед за таинственным посетителем в кабинет вошла уборщица, пожилая женщина в униформе и безропотно начала убирать грязные лужи какой-то электрической шваброй.
«Странно, какой-то особо авторитетный слесарь», — подумал Илья, и тихо спросил товарища, — Кто это?
— Это Захарыч, второй человек в НИИ, если вообще не первый, — советник директора. Пётр Георгиевич без него ни одного решения не принимает. Захарыч до перестройки работал директором механического завода, пока тот не обанкротился. Ну, в котором сейчас НИИ. На пенсию он не пошёл, а работает принципиально слесарем, ну, или … советником слесарей. «Я, говорит, рабочая кость, член коммунистической партии с девятнадцати лет». Пётр Георгиевич его очень уважает, всегда спрашивает совета по оргвопросам, по проблематике НИИ, по общей педагогике. Сам директор в молодости тоже был инструктором райкома комсомола.
— А-а-а.., — удовлетворился Илья.
Ждали окончания высокой аудиенции минут двадцать, пили кофе.
Наконец, научный слесарь вышел от директора, поздоровался с Пашей за руку, посмотрел на Илью, как хирург смотрит на только что сделанный разрез на животе оперируемого, профессионально обозревая все его внутренности.
— Веля, Эвелина, — обратился он к секретарше, — вызови Артюхова ко мне в слесарку.
— Хорошо, Захарыч.
— Обрати внимание на его харизму, — шепнул Паша Илье.
— А? – не понял тот.
— Ну, на энергетику…
— А-а-а.., — покивал Илья головой, так и не поняв, о чём толкует Паша
Захарыч достал папиросу, постучал ею о пачку, прижал пальцами круглый мундштук для удобства держания зубами и губами, прикурил от спички и, оставив в приёмной облако серого едкого дыма, вышел в коридор.
— Пошли, — сказал Паша.