НЕЛЛ

— Подай мне руку, — просит Нелл, сидя в туалете.

Ей восемьдесят шесть, и она почти не ходит.

— Ну, что ты там стоишь. Никогда не видел этого? Могу тебя удивить.

Она жутко смеется, хотя не так отвратительна, какой хочет казаться. Я слежу здесь за престарелыми, и прихожу почти каждый день к Нелл. А после работы меня ждет самый паршивый квартал, где почти всегда что-то творится. И нельзя сказать, что мне плохо живется, но было бы лучше, если бы я жил где-нибудь в другом месте. Через неделю я перееду. Я накопил уже достаточно, убираясь здесь за стариками и неимущими. Есть и такие в этом курорте.

Нелл лежит в рыжих носках, похожих на валенки, когда я захожу, и у неё почти всегда пахнет сладкой жвачкой.

— Ну, что уборщик? Опять показать тебе? — Нелл жуёт бубльгум, сложив руки на животе. — Когда в последний раз тебе давали? Я хочу чаю.

Я приношу ей чай.

Слово за слово она меня достает. Нелл это умеет, хлебом не корми.

— Послушайте, леди, что вы от меня хотите?!

— Я хочу покататься на кадиллаке и покурить марихуанку. Устроишь, уборщик?

— У меня есть имя.

— О! Да неужели?

— Да.

— И как зовут?

— Джек.

— Прямо, как Блэк. Я играла в покер, когда ты ходил под стол пешком и выигрывала по сто тысяч, а теперь я тут и все мои деньги тратят мои чёртовы выродки. Странно, что я выпихнула их на свет раньше, чем поняла, чем мне это грозит.

— Выпихнула…

Нелл смотрит своими голубыми глазами в подведенной туши. Ее белый кокон на голове, почти что модный.

“This is how… to… This is how to… disappear. This is how to… — звучит из динамиков, и Лана поёт одну из своих лучших баллад”.

Я думаю, это приятное утро ничто не испортит, — даже брюзжание Нелл. И её шпильки в мой адрес.

— Посмотри, где мы находимся! — восклицает она после долго молчания. — Это же приют для инвалидов на последнем издохе, а не дом престарелых! Эта овсянка каждый раз на обед и завтрак, как блевотина на белом фаянсе из дорогих ресторанов. Если бы ею пичкали всех тех, кто её покупает и нашего директора, у них бы развились копыта и отросла кобылья рожа. Они так ржут, впрочем, у нас за глазами, что им не составило бы это труда. Уборщик, Джек. Подай мне руку.

— Едем кататься?

— Музыка меня спасает, — залезая в кресло-каталку, бурчит Нелл. — Я думаю, ты бы не хотел оказаться в таком же месте, как я.

— А что? Это неплохое место.

— Ты что! Совсем перенюхал туалетов?

— Здесь есть беседка и прекрасный сад.

— А я хочу покататься на кадиллаке.

Я везу Нелл в беседку, минуя другие коляски с постояльцами, медработников и слоняющихся стариков, которые ещё на ногах.

— Причаль вон там, — показывает Нелл в небольшой закуток за стеной дома. — Это что, — вскидывает она брови, когда мы сидим у вишен и свидины. — Травка? Травка, да? Дай. Дай мне тоже… Ах, все бы отдала за хорошую марихуану! А ты не такой уж дурной. Уборщик. Когда ты говорил леди, ты имел в виду сексуальные отношения? Да не смущайся ты так. Я шучу. У тебя такой глупый вид, как будто тебе напялили на голову тыкву с супом.

Нелл передает мне косячок.

Мы выкуриваем его, и когда остаётся пятка, я прячу её, зарывая в землю за нашими спинами. Свидина в цвету. И азалии тоже.

— Я принесу ещё чаю.

Нелл хватает меня за руку:

— Послушай, Джек, такому хорошему парню, как ты не стоит всю жизнь быть уборщиком и выслушивать бред старых перечниц. Ты должен подумать о будущем. Ты же не собираешься всю жизнь быть уборщиком? У меня есть пару сотен тысяч ещё на счету. Я могу тебя устроить на лайнер. Поваром или официантом. Всё же лучше, чем это. Что скажешь?

— Я принесу ещё чаю…

Мы сдружились с Нелл, и каждый раз приходя к ней, я чувствую какое-то наслаждение. Она больше не зовет меня уборщиком, и ведет себя сносней.

Я думаю о ней, каждый раз, когда прихожу после смены домой. Что-то изменилось в моей жизни. Бывший заключенный. В этом квартале всегда было так. Но теперь я переехал. Я почти что пью чай из фарфора. И мне нет нужды больше красть. У меня есть работа. И есть Нелл.

— Послушай, Джек, тебе нужно найти девушку, — говорит она, жуя бубльгум и пуская дымок от очередного косячка. — Не такая старая перечница, как я…

— Меня вполне устраиваешь ты, Нелл.

Я смеюсь. Но Нелл серьёзна. Она смотрит по сторонам, прежде чем передать мне травку.

— Я серьёзно, Джек.

— Завтра я прокачу тебя на кадиллаке.

Нелл вздыхает:

— Бадминтон и покер с трясущимися параноиками здесь, как и лото с пускающими слюни паралептиками ничуть не хуже прогулки в этом стерильном саду, где даже жопу тебе подтирают прежде, чем сесть на бордюр. Так что я не откажусь. А кадиллак какого цвета?

— Сливово-розового.

— Мой любимый!

Падает вечер. Тихо золотится солнце, за стенами дома его почти не видно. Но даже так хорошо.

Сливовые закаты на кремово-голубом полотне. “Next Best” звучит, и я отставляю чашку с чаем. Нелл молчалива. Думаю, ей хорошо. Она так ничего и не сказала, когда я вез её обратно в палату.

На следующее утро я выкрадываю её, и мы едем на сливовом кадиллаке к пляжу, где Нелл садится прямо на песок, выкуривая марихуанку, которую я раздобыл специально для такого случая.

Кажется, она счастлива.

Скоро её день рождения, и я приготовил торт.

Когда я вхожу по обычаю в её палату, и несу сюрприз, кровать пустует. Другой уборщик подметает вместо меня комнату.

— А где Нелл?

— Уже нет…

— Что значит нет? Она поехала в сад без меня?

— Её нет в прямом смысле.

— Что?

— Она умерла. Вчера вечером.

— Это была ещё моя смена…

— Ты уже заканчивал, поэтому тебе никто не сообщил.

Он говорит что-то ещё, а я стою с тортом и думаю, что сейчас расплачусь.

Я курю дешёвые сигареты. Едкий дым проникает в мое горло, как акриловая краска, оставаясь на нёбе. Я забыл и отключил телефон, сидя в саду.

“I miss Long Beach and I-i-i miss you-u ba-a-abe. I miss the dance with you the most of a-a-all”.

Нелл оставила мне двести тысяч, и я не знаю, радоваться мне или плакать. Тихо надвигается вечер, и ветер шевелит мои волосы. А я курю вторую, думая, что в этом приюте я больше не задержусь. По крайней мере, без Нелл он стал для меня чужим. В каком бы я хотел провести старость? Наверное, ни в каком. Нелл была права. И я думаю, что жизнь только начинается, и Summertime and a living’s easy. Поёт Лана. И я докуриваю вторую. Кажется, они меня убивают. Но пока я ещё нестар, я чувствую, что все налаживается. Хоть и без Нелл. Я помню её улыбку и смех.

“I miss New-York and I miss mu-usic… Me and my friends we miss ro-ock and roll…”

Нелл была для меня нечто большим, чем старой перечницей, за которой я убираюсь. Она была даже больше, чем друг. И я чувствую, что после неё всё изменится. Уже изменилось. Хочу я этого… или нет.