После недолгого плутания между зданий, пристроек, будок и сумеречных входов в катакомбы они вошли в подобие жилища, чуть высунувшего свою крышу из-под земли. Под эту самую крышу они и вошли, будто провалились в преисподнюю, какое-то приспособление утащило их под землю, и они оказались в замечательной квартирке, отличной от обычного жилища тем, что в ней находился бассейн, в который набивалась вода из подземного горячего источника и кругом стоял густой пар, как в русской бане. В середине бассейна, на резиновом матраце, лежал хозяин помещения и отбивал ладонями дробь на своём огромном животе, в котором булькала и переливалась жидкость.
— Это ещё что, — проговорил ведущий, заметив удивление Ивана увиденным, — вы посмотрите, как он плавает. Фламинго в лучах заката, с полотен ранних фламандцев, только это зрелище можно сравнить с купанием Гуся в бассейне. Лучи заката мы создаём с помощью алых занавесей на стенах комнаты. Но самое невероятное – он умеет нырять вниз головой и долгое время над водою торчит только его несравненный зад. Так ему удалось собрать 665 рекомендаций, их написали люди приходившие увидеть его невероятное умение плавать и нырять в лучах закатного солнца. Пройдём к нему.
— Но там вода, — воспротивился Иван.
— Иначе мы никогда не узнаем местонахождения вашего писателя, — и новый знакомый шагнул в ванную, населённую Гусем.
Иван поспешил за ним, вода приятно согрела ноги, уже отвыкшие от тепла в прохладном сумраке города и хорошо, что на нём оказались меховые ботинки, они набухли мокрым, обволакивающим ступни, жаром, и ему захотелось спать. Хозяин уступил ему свой матрац, и Иван заснул в середине бассейна, пара, города и Земли. Гусь и пришедший с Иваном человек, заняли время сна усталого гостя, неторопливой беседой, присев за плавающим, резиновым столиком, прямо в воде бассейна. Эти условия нисколько не смущали двух людей, запросто разговаривающих между собой, утопившись по самое горло, в исходящей паром воде и, видимо, давно знакомых с темой, которая обсуждалась часто и уже приняла оттенки только им понятной дискуссии. Вместе с беспокойством в словах присутствовала бравада обречённости течения той жизни, которой была посвящена сама беседа. Сознательно выпячивались преимущества такой жизни, но говорилось об этом с бахвальством безнадёжности ожидания появления перемен:
— Собрал рекомендации на приём? – спросил гость.
— Набрал, и более того. Но вот 666 никак не получается, дают сразу две или три бумаги, а нужна только одна и не могу уговорить не писать лишние, грозятся аннулировать все прежние рекомендации, если не возьму избыточную писанину. Не находится ни одного одинокого старика, все живут по двое-трое в одной комнате, придёшь, попросишь об услуге, все, как один, садятся за стол и начинают писать и ничего с этим поделать невозможно. Мне, кажется, не совладать с их желанием помочь и придется остаться жить в этом городе, и я научился находить преимущества здешней жизни для себя. Много воды – горячей, тёплой, питание обеспечиваю себе сам, головастиков полон бассейн, нужно только вырыть пруд, где они будут подрастать и превращаться в маленьких, зелёных лягушек, миленьких и очень вкусных. Немного позже, если раздобуду деньжат, открою кулинарию, где буду производить мясо лягушек на продажу, водоплавающих в городе достаточно много, клиентура будет, пойдут деньги, ферму организую. Гусь я настоящий, не перелетный, буду жить здесь, к дьяволу все эти приёмы у Гоголя, главное в моей жизни вода и лягушки, и ничто не может нарушить моё благополучие, его никак нельзя изменить – вода в мой бассейн поступает из земли и на самой суше я места не занимаю.
— Но ты столько времени – годы, потратил на собирание бумаг, для встречи с Консультантом и что, всё это зря?
— Нет, за это многолетие появился опыт жизни в данных условиях, теперь я убеждён, что это и есть естественная среда моего обитания. Раньше мне только хотелось так жить, как сейчас, а в данное время я уже живу, как думалось раньше. Зачем изменять мечте. Только вот не придумаю, куда девать такую кипу исписанной бумаги? Если бы можно взять и кому-то продать или поменять на лягушачью икру, — грустно пояснил свою нынешнюю цель Гусь.
— Сколько вы хотите за свои документы? – разбудился этими словами Иван.
— У вас есть деньги? – недоверчиво взглянул на него хозяин.
— Целый мешок, там у дверей. Правда, нужно отдать их писателю, но, думаю, если поделить наличность пополам, хватит и на книгу, и на икру, — обдумывал сделку Иван.
— Лучше бы весь мешок, — вздохнул Гусь, — но и половины тоже хватит. Забирайте бумаги и давайте делить деньги.
— Тебе повезло, — сказал Ивану приведший его сюда, друг хозяина. – У тебя есть всего один знакомый писатель, он и напишет тебе 666-ю рекомендацию, и ты пойдёшь на приём.
С дележкой денег вышла небольшая заминка, одна пачка купюр никак не хотела делиться пополам, была лишней и её, по обоюдному согласию сторон, отдали другу хозяина. Поблагодарили его за присутствие и за смелое решение вопроса с лишней суммой денег, иначе такая нужная всем сделка могла бы совершенно расстроиться. Порядочность присутствующих стала порукой честному разделу денег между Гусём и ещё не найденным писателем.
— Писателя мы найдём, — успокоил Ивана друг водоплавающих. – Ему нужны деньги, и он не станет прятаться.
— Убедительно, — снова залёг на свой матрац Гусь. – Вы расскажите мне о нём, ко мне приходят многие люди богемы, полюбоваться на краски заката и часто делятся своими творческими замыслами. Может, и ваш писатель побывал здесь, и, что хуже для вас, уже написал своё представление на вышний суд.
Иван повторил историю своего знакомого и рассказал содержание его, пока ещё не вышедшей книги.
— Очень интересно, такого сюжета мои головастики ещё не слыхали. Вам опять повезло, у меня не бывало такого писателя, этот модерновый сценарий романа обязательно бы запомнился. Шансы попасть на приём увеличились. Редкая удача в нашем городе сумеречного сознания. Желаю вам успеха в продолжении ваших замыслов. Приходите любоваться на закат солнца, — и Гусь бултыхнулся в пруд, вынырнул кверху задом и так остался провожать гостей.
Назад из подземелья пришлось карабкаться ползком, механизм только опускал вниз, а из гостей, от приветливого Гуся, довелось выползать, и довольно долго. Выходили в те же самые сумерки, нисколько не поменявшие свой цвет, со времени их пребывания в подземном царстве человека по имени Гусь.
— Ваш знакомый совсем не бывает наверху? — отдышавшись, спросил Иван.
— Зачем? Ему даже на юг лететь не надо, вода всегда тёплая и климат, от пара, можно сказать, субтропический. Люди к нему сами приходят, еды навалом. У него есть красивый закат, то, о чём мы, в этих непреходящих сумерках, можем только мечтать. Он совершенно доволен жизнью и даже отказался, в вашу пользу, от возможности попасть на приём, хотя рекомендательный способ считается наиболее верным, для разговора с начальством, нежели родственные связи с Кассандрой, которой-то и при жизни мало кто желал доводиться родственником, а уж сейчас и подавно. Но поставлены условия и требование времени порождает родственников и всё только для того, чтобы услышать какие-то слова Консультанта, потому, что при первой встрече разговор всем, кто потом оказался в этом городе, показался неоконченным. Вы ведь тоже так считаете и рвётесь неведомо куда, чтобы договорить или дослушать. Не правда ли? И попали вы сюда, вернувшись в больницу, чтобы договорить с, не очень похожим на доктора, Консультантом, ещё и не зная, кто он таков, но, предполагая, что он и есть врач, который должен определить причину вашего душевного беспокойства. В результате того, повторного желания свидеться с необычным доктором, многие, живущие здесь, больше никогда его не увидят, единицам это удается, но окончательная целесообразность этого свидания неизвестна. Выходцев оттуда, ровно, как и с того света – нет.
— Зачем же туда все стремятся? – попытался прояснить рассказанное Иван.
— Недоговорённость – страшная тайна, всем кажется, что там будет сказана пара слов, после которых всё станет ясно. Неизвестность манит, — смолк незнакомец.
— Мы с вами уже долгое время беседуем и даже в гостях побывали, но я не знаю даже вашего имени, — решил познакомиться Иван, вспомнив этот досадный промах своей встречи с пропавшим писателем.
— Антонио, — представился провожатый.
— Кто это вам такое имя, иноземное, определил? — дознавался Иван.
— Сам. Решил назваться именем, великой чести и божьей милости, зодчего Антонио Гауди. Совершенство творений его гения восхищает мой разум с первого знакомства с ними. Оно состоялось в Барселоне, где впервые удалось, вживую, наблюдать величественный свет башен, построенных по проекту Гауди. Поговаривали вокруг, и на разных языках, о безумии автора, чтобы скрыть от себя, свою маленькую серость, обыденность своих мечтаний. Мне увиделось в контурах величайшего творения одиночество гения, всеми своими помыслами устремлённого в Космос. Всемирного одиночества Бога. Я долго пытался убедить власти и людей создать хотя бы подобие его творений у себя дома, на родине, мне было искренне жаль наших людей, не видевших мечтаний Гауди. Понять или даже внимать творчеству гения – приблизиться разумом к Создателю. Я создал большое количество макетов будущего строительства, но никто не заинтересовался этим, все мои просьбы отвергались в самом начале. Я создал эти башни из песка, на речном пляже, люди приходили смотреть на мои чудачества, и лица их светлели от созерцания простых, песочных конструкций, но прислали бульдозер и площадка моих творческих помыслов осталась чистой, а меня самого отправили на приём к Консультанту, чтобы не мешал народу купаться и загорать перед трудовыми подвигами. Мне показалось, что доктор принял душою мои мечты относительно небесного происхождения башен, но что-то осталось недоговорённым между нами и, вернувшись в кабинет, я оказался здесь.
— Вы архитектор? — выслушав рассказ, спросил Иван.
— Нет, я простой строитель, но если строить, значит, жить в построенном здании. И потому в лачугах и хижинах живут скоты, во дворцах стареют злодеи, гении живут в мечтах, в своих мечтах. А теперь мы должны зайти к человеку, ищущему страх. Вам ведомо чувство боязни? – начал задавать вопросы строитель.
— Да, я всегда боюсь просыпаться после ночных гуляний в райских садах. Очень странно оставаться в своей комнате одному, без единой женщины, виденных во множестве, но так и оставшихся недосягаемыми во сне. Но всего больше ощущался страх, вдруг, в будущем, не увидеть свой любимый ночной кошмар. Я и пошёл в больницу, чтобы узнать, отчего мне снятся такие сны, с тайной надеждой, что они навсегда. Тогда бы можно совсем не бояться. Прошлую ночь, на диване, в комнате писателя, эти сны не виделись.
— Здесь нет снов, только сумрак и ищущий страх хочет отыскать начало своей боязни, которое пропало вместе с прошлой жизнью.
— Я изначально не переживал, даже оставшись один на дороге к горе, а затем, взойдя на неё и оглядывая город, не испытывал страха. Но отсутствие этого чувства меня не радует, если не существует никакой опасности и нет риска заполучить такую радость, есть ли сама жизнь? – вспомнил и продолжил свою мысль Иван.
— О, как это вы сумели сказать, вчера появились и уже многое поняли, но кроме любви и страха есть ещё чувства и от них тоже не осталось следа в этом городе. Может быть, мы уже получили право жить в скором будущем. Когда мы зайдём в дом ищущего страх, не обращайте внимание на его потрёпанный вид, он много раз пытался покончить самоубийством, но рвутся верёвки, ломаются ножи, и он остаётся жить, с надеждой ожидая любого действия, таящего в себе опасность. Приготовьтесь, мы входим, — и он открыл дверь в полуподвал невысокого дома.