Автор: - Воспоминания отца
О своём прошлом Михаил Богданович Котенко — отец Петра – рассказывал с горечью, что их семья, как и все односельчане в Черниговской губернии на правобережье Днепра, попала под голодомор. Когда половина деревеньки уже умерла от голода, его мать Лукерья Федотовна уже не могла ходить, а его отец – Богдан Никифорович — то есть дед Петра уже еле на ногах держался, созрел чрезвычайно опасный, но единственно приемлемый, план спасения от голодной смерти Михаила, которому исполнилось тогда всего одиннадцать лет.
Богдан Никифорович отвёл сына Михаила до околицы на северном краю деревни и показал на два поста, где находились вооружённые сытые красноармейцы, какие согласно приказу, препятствовали выходу населения из деревни вплоть до расстрела на месте. Богдан Никифорович указал участок, где Михаил ночью ползком сможет попытаться просочиться посредине между двух красноармейских постов.
Они вернулись в залитую горем хату и Богдан Никифорович, не глядя на свои головные боли и головокружения, велел сыну выпить настой овса, затем перевернул гранёный стакан и все замоченные зёрна овса вывалил себе в ладонь, из которой пересыпал мокрые зёрна в боковой карман тёмно-зелёной местами дырявой куртки Михаила. – Так дед поступил с последними драгоценными зёрнам семьи.
Богдан Никифорович советовал сыну:
— Когда поползёшь, надо смотреть на оба поста с горящими ночью кострами и, если окажется, что кто-то из постовых глядит в твою сторону, следует замереть и не двигаться. Встать на ноги можно только через версту за линией постов, а дальше стараться идти на север тропинками, маленькими дорожками и избегать большаков. Деревни, тем более большие зажиточные, обходить стороной. Питаться советую в лесу орехами, семечками от шишек хвойных деревьев и съедобными ягодами, ни в коем случае ни есть волчьи ягоды и грибы. Тебе надо всё это преодолеть ради всех нас – ради семьи, ради деревни.
Тёмной беззвёздной ночью шелестел листьями деревьев ветер, помогая, отцу, под которым предательски шуршала трава и чуть потрескивали сломанные соломинки. Но от красноармейских костров искры улетали в небо и также что-то временами потрескивало. Время отрезка пути, по которому он полз по-пластунски, показался отцу вечностью, не хотелось ему повстречаться ночью с шипящей гадюкой или иной змеёй.
Далее он выполнял безукоризненно наставления Богдана Никифоровича – деда Петра, шёл в лаптях лесами, перелесками, обходил населённые пункты. В лесах и полях опасался наткнуться на логово серых волков, поэтому подобрал надёжную палку с заострённым концами, чтобы отбиваться в случае напасти.
Когда в жаркий звенящий кузнечиками полдень он сидел в ивовом кустарнике вблизи полузаросшей травой дорожки, услышал разговор местных жителей и понял по говору, что дошёл до белорусов. Михаил вздохнул чуть свободнее и просил в белорусских селениях еду и кров. – Его оставляли ночевать на ночь, давали на дорогу кусочек хлебца и желали лёгкого пути, так как у самих с едой имелась напряжёнка, да и боялись подвергнуться репрессиям за помощь тому, кто убежал от голодомора.
Отец и дальше продолжал продвигаться в направлении на север, ориентируясь по полярной звезде, восходу и закату солнечного светила. Спал чаще в свежих стогах сена, куда пробирался в сумерках или ночью.
И однажды белорусы подсказали, что дождливой ночью он сможет перебраться в сытую Литву, где он устроился бы батраком до лучших времён. Они указали место, где можно преодолеть речку, у которой чуть выше по течению шумел водопад. – На берегу лежали два связанных проволокой пня с обрубками корней, ему помогли спустить их на воду и наказали, чтоб, когда доберётся до литовского берега, не отталкивал пни в реку, а подтащил к берегу для того, что этим укрытием воспользовались другие перебежчики. Михаил устроился между двух пней и вначале, стоя на каменистом дне реки толкал пни к противоположному берегу, когда же глубина повысилась, он старался подгребать без всплесков руками, затем опять толкал пни к литовскому берегу, где их привязал к прибрежным кустам ивовыми ветками.
Ночью и утром Михаил старался уйти подальше от границы и обсыхал, а днём попросился на хутор, где он никому оказался не нужен. Но сострадательная и дальновидная Рута — жена хозяина, видя бедственное положение мальчика при приближении зимы, уговорила хозяйственного мужа – Андриуса Станкявичуса взять Михаила батраком. Сперва хозяин отказывался, но затем решился принять его за еду. — Питался отец не за общим столом, а в отведённой сараюшке возле овина – три раза в день давали по куску хлеба и остатки еды от общего стола – так даже иной раз перепадала тёплая бульба или иные вкусности.
Хозяин обеспечил его одеждой и обувью, что осталась от выросших двух сыновей. Тёплая одежда пригодилось в зимние времена.
Отец отработал четыре года и выполнял любую работу, ни в чём не прекословил, сознавая, что в ином случае его могут запросто прогнать за ворота, что оказалось бы равноценно гибели.
Но пасмурным днём в начале осени хозяин сообщил, что Михаилом заинтересовался местный полицейский. -Это ничего хорошего не сулило ни батраку, ни хозяину, поэтому настало время прощаться. Андриус тут же запряг бричку и отвёз его на железнодорожную станцию, где договорился с проводником за шмат сала, что тот увезёт отца в Россию. Проводник объяснил, что отец не доедет до – Пскова, и высаживать его на какой-либо станции не собирается, а придётся отцу спрыгивать с поезда вскоре после какой-нибудь станции, когда поезд не набрал ещё полный ход.
Перед тем, как сигануть с пассажирского поезда, отец получил от проводника указания куда идти, что сказать крестьянам и никому и никогда не говорить, что он сбежал из Литвы и тем более — от голодомора.
В деревне его пустили только в третью избу, где жила женщина с приветливой дочерью Анной, а муж хозяйки скоропостижно скончался от странной болезни весной. Марьяна — молодая вдова — переживала, что они на зиму остаются без нужного количества дров, поэтому отца впустили, чтобы тот из ближнего леса приволок валежника для печи на зиму. Отец утром и днём подлатал тачку, опробовал её вечером и следующим днём принялся за работу с усердием. Сначала возил упавшие сучья и валежник, а затем принялся и за ещё не опавший сухостой.
Деревенским жителям на их естественные расспросы Марьяна сообщила о Михаиле, что приехал навестить и помочь по хозяйству дальний родственник из Новгородской области.
У него случились два выходных, когда они втроём один раз пошли за брусникой, а другой раз за клюквой. Перед этими мероприятиями Марьяна основательно покопалась в огромном сундуке, откуда достала завёрнутую в юбку двустволку бывшего мужа и патронташ с дюжиной снаряжённых патронов. Она объяснила, что он с ружьём станет охранять её с дочерью, но ни в коем случае не палить по лесной живности, поскольку все угодья поделены между местными охотниками, которые могут покарать и за одну только стрельбу. Угодья безвременно усопшего супруга сразу же местные охотники поделили меж собой нисколько не спрося мнение вдовы. Она предполагала, что может быть в будущем Михаил сможет с кем-нибудь договорится на совместный охотничий промысел, а пока он поможет им безбоязненно набрать ягоды, которые нужны для выживания до следующего урожая ягод.
После того как успешно прошли и первое, и второе его охранное сопровождение ягодниц, когда ружьё никак не применялось, Михаил спросил Марьяну:
— А если стрельну серого гуся из твоего крестьянского двора?
— Попробуй, Мишенька, пульни, — ответила вдова.
Он перерыл патронташ и нашёл один, заряженный пулей патрон. Поэтому, когда днём по небосводу летели гусиные стаи стороной, он долго и тщательно прицеливался, пропуская одну стаю за другой — примерялся. Так продолжалась пока очередная стая серых гусей полетела прямо над ним, он опять тщательно прицелился и выстрелил. Один гусь забарахтался в воздухе, но не тот в какого целился охотник. Михаил посмотрел на медленно падающего гуся, вновь прицелился со всей тщательностью и добавил заряд картечи по подраненному гусю, после чего тот камнем рухнул на ещё зелёную траву. За подстреленным гусем сбегала Анна, и счастье озарило хмурое лицо Марьяны.
Мясо гуся пришлось кстати изголодавшейся семье, поэтому внутрисемейный статус Михаила повысился.
Несколько позже она передала Михаилу, что местные охотники уважительно отнеслись к метким выстрелам её родственника. И один из них высказался о том, что может возьмёт его на охоту в зимний период.
Он помог утеплить избу мхом, и прижился в семье.
При этом он продолжал заготовку дров, и к дню Покрова для русской печки имелся запас в нужном количестве, но отец и по второму снежку продолжал заготовку древесины на будущее.
На второй день войны – вспоминал Михаил Богданович – замолчали репродукторы, потому что бомбы с фашистских самолётов завалили телеграфные столбы. Репродуктор передавал новости страны.
На третий день войны в деревеньку приехал чахлый на вид представитель райвоенкомата с двумя пустыми подводами, на которые усадил всех мужчин моложе 45 лет и, поскольку место оставалось, посадил и трёх девиц за 18 лет, обещая, что их выучат санитарками. Марьяна наврала, что Михаилу только исполнилось семнадцать. Военный комиссар строго поглядел на отца и пообещал заехать за ним через год. Деревенский голова – председатель колхоза — запряг единственную в деревне лошадь, посадил в телегу жену с дочерью и поехал во след призывникам – у них только у троих из всей деревни имелись настоявшие паспорта. Больше в деревне ничего не слыхали ни о ком из этого обоза.
Как шла война в деревне никто не знал и не ведал – через деревню не проходили ни наши войска, ни немецкие.
Примерно через месяц после начала войны мотоцикл с коляской привёз двух гитлеровцев в плащах, в касках и с чёрными автоматами. Мотоцикл остановился на площадке у главного здания деревни – лабаза. Оба фашиста зашли в лабаз, а там кроме гвоздей, скоб, металлических колец для кадок и хомутов и ничего не оказалось. Не сказав никому ни слова, нацисты сели на мотоцикл и уехали дальше.
Где-то ещё через месяц два мотоцикла привезли фашистского офицера и переводчика в чёрной форме с белой повязкой на правом рукаве. Офицер указал пальцем на плешивого старика, переводчик подозвал его и сказал, что его назначили старостой деревни и потребовал снять кепку перед фашистским офицером, если не хочет получить пулю между глаз. Затем как-то раз в полгода немцы с переводчиком наведывались и заставляли старосту снимать шапку перед гитлеровскими офицерами. При этом со старосты и с остальных жителей деревушки ничего не спрашивали.
Когда войска Красной Армии освободили местность от нацистов, в деревню пришёл партизанский отряд, о котором прежде в деревне не слышали. Партизан сразу не взяли в состав Красной армии, а отправили на перепроверку в тыл к особистам. Хмурый партизанский комиссар с бледным лицом, одетый в ватную одежду, строгим тоном спросил деревенского старосту:
— Ты снимал шапку перед фашистами?
— Да, — признался староста, радуясь освободителям.
— Повесить, — распорядился комиссар.
Деревенские жители, в первую очередь женщины пытались сумбурно доказывать невиновность старика. Но их стенания, крики, слёзы, мольбы нисколько не подействовали, ничего не помогло. У комиссара имелось много неотложных дел, он ничего не хотел слушать, лишь прикрикивал на деревенских страдалиц и угрожал им. Старика безо всякого суда и разбирательства быстро повесили на суку трёхсотлетнего дуба, а на грудь привязали табличку: «Фашистский прихвостень».
После освобождения территории от фашистов подмоги ни живностью, ни техникой, ни семенами в деревне от властей не получали, потому что нигде ничего не было и неоткуда было взять хоть какую малую помощь.
Через четыре года после празднования Победы в средине жаркого июля запыхавшаяся Марьяна заявила молодой паре — Анне и Михаилу, которые жили к тому времени дружной семьёй, что в районном центре вербуют молодёжь на лесозаготовки на Север. И что им для общего блага лучше воспользоваться подвернувшейся в кои-то веки возможностью, какая на дальнейшем жизненном пути может и вовсе не повторится.
При помощи разбитных расторопных вербовщиков крестьяне Анна и Михаил получили — первые в своей жизни паспорта. Они оформили все документы и возвратились из райцентра в деревню домой на телеге.
— Зачем вы обратно приехали? – строго спросила Марьяна молодых.
— Нас отпустили за вещами, — ответила дочь, — разрешено взять по два чемодана на человека.
— У нас нет ни одного чемодана, — напомнила Марьяна.
— Насобираем в мешки, да, имеется один рюкзак, — пояснил Михаил.
— Давайте тогда срочно собирайте и отправляйтесь назад в райцентр.
— Мы попросили у вербовщиков три дня, чтобы тебе, Марьяна, помочь – дров собрать и рыбину или дичь тебе добыть на зиму и заготовить. Или ещё чего по мелочи, — пояснил зять.
— Вы что в своём уме? – вскипятилась Марьяна.
— О чём ты мама, — спросила удивлённая дочь.
— А о том – вот приедете вы через три дня в районный центр, а вербовщиков и след простыл. – Набрали они нужное количество людей и уехали, а вы остались лапу сосать, как медведь в берлоге.
— Но на нас оформлены все документы, — пыталась урезонить мать Анна.
— Переоформят, доченька, если надобность настанет, — парировала мать.
— Давайте мы поможем, чем можем, подготовиться и уйти в зиму с лучшими заготовками, — напомнил о себе зять.
— Никаких заготовок, Мишенька, никаких трёх дней, срочно собирайте поклажу по мешкам – обязательно берите в первую очередь тёплые вещи: меховые рукавицы, шапки-ушанки, валенки. Собирайтесь побыстрей.
— К чему такая торопливость? – спросил Михаил.
— А вот заявится к нам на двор директор совхоза с участковым, порвут ваши паспорта, и останетесь куковать в деревне, — продолжала Марьяна.
— Как это порвут? – поразилась дочь.
— А совершенно просто вот здесь у вас на глазах на мелкие кусочки.
— Не имеют они на это никакого права, — высказался зять и поджал губы.
— Скажут, если ещё придётся им отвечать, Мишенька, что порвали подделку, только и всего, — доказывала свою правоту Марьяна.
— Неужели директор совхоза и участковый милиционер на такое способны? — оспаривал слова тёщи зять.
— Директору, Мишенька, нужны люди здесь – в убыточном совхозе.
— Скорее всего, это именно так, — согласился зять.
— И он не перед чем не остановится, чтобы задержать в совхозе вас.
— Похоже на правду, — согласился Михаил угрюмо.
— Поэтому побыстрей собирайте свои манатки и по срочному шуруйте обратно в райцентр к вербовщикам, которые смогут за вас постоять.
— Ладно, уговорила ты меня окончательно, — сдался нехотя Михаил и согласился с доводами Марьяны.
— Заберите ружьё – мне оно ни к чему — засуньте его в валенки, чтоб не повредилось дорогой. Во время пути спите по очереди и смотрите за своим скарбом, а то ушлые людишки утянут выше достояние и приедете на Север с голым задом.
— Спасибо тебе мама за напутствие, — поблагодарила дочь.
— Как приедете на место и всё у вас будет в порядке – вот тогда и скажете мне спасибо. – Напишите, Анечка, письмо о том, как устроились.
— Обязательно напишем, — пообещала дочь.
— А сейчас не рассусоливайте, не теряйте время, собирайтесь побыстрей.
Минут через десять сборов, когда мать запихивала им чайник, алюминиевую кружку, ложки, постельное бельё, дочь произнесла:
— Вроде бы всё уложили.
— Пока не доедите до райцентра никому паспорта не показывайте, чтоб не отобрали, — напутствовала мать.
— Если потребуют – что лучше сказать, — спросил Михаил.
— Наврите и скажите, что все документы у вербовщиков, — запальчиво и назидательно посоветовала Марьяна.
— Если мы там на новых хлебах приживёмся, может и ты к нам переберёшься на новое место жительства, — с надеждой спросила дочь.
— Всё может быть, и всё бывает, а сейчас присядем на дорогу.
Все трое молча присели на табуретки. На каждого из троих давила горечь тяжёлой разлуки. Через минуту Марьяна встала и скомандовала:
— Подъём.
Дочь с зятем встали.
— Не плачьте, — велела им она, смахивая слезу с глаза.
— Они сами по себе текут, — призналась дочь.
— Не распускайте нюни, главное, чтобы у вас всё получилось, желаю вам здоровья и успехов на новом месте и в работе.
— До свиданья мама, — сквозь плачь произнесла Анна.
— До свиданья Марьяна, — сказал со слезами на глазах Михаил.
— На двор выходить-провожать вас я не стану. – Это тяжело для меня. Повторяю, срочно уезжайте и да поможет вам Христос, — она размашисто перекрестила молодых на прощание.
Когда Анна и Михаил ехали на телеге в райцентр, каждый из них подсчитывал и думал о том, насколько хватит оставленной в одиночестве хозяйке продуктов питания и дров для печки на суровую зиму. Они отправились за лучшей жизнью на лесоповал, оставив Марьяну, как она сама хотела, в избушке с туманными перспективами на будущее. Молодые понимали её самопожертвование и надеялись на лучший для неё исход.
.
.
