Очерки

МАЛЕНЬКИЙ КАЗУС

Каждый к чему-то стремится…

Как бы вам это сказать:

Умный — тот любит учиться,

Ну а дурак — поучать

(Автор)

Гурий Ионович Толстолобиков вернулся домой под вечер в прекрасном расположении духа. Трудовой день окончен, с завтрашнего дня — отпуск. Канары не Канары, а что-то нечто в этом роде, так сказать, просматривается сквозь завесу неизвестности. Отдых обещает быть активным. Да и Вовик, сынишка-первоклашка, шельмец он этакий, должно быть итоговые оценки за учебный год принёс.

Жена Ефросинья Афиногеновна хлопотала на кухне. Она занималась выпечкой праздничного торта по поводу предстоящего отпуска мужа и окончания первого класса сынишкой Вовой. Мать Гурия Ионовича Толстолобикова — Калерия Потаповна, покончив с уборкой, приступила к сервировке стола.

Поприветствовав женщин, хозяин невольно потянул носом.

— Запах, скажу я вам, голубы вы мои, закачаешься, — довольно заметил он, блаженно закатывая глаза. — А порядок, чистота-а: слов нет!

Польщённые женщины заработали с удвоенной энергией. Каждая проявляла недюжинную инициативу в своём деле. Гурий Ионович проследовал в рабочий кабинет. По пути заглянув в детскую. Сынишка сидел за письменным столом и листал какую-то тетрадь. Завидев отца, быстро сунул её в стол.

— А-а, первоклашка! — В голосе Гурия Ионовича теплилась доброта, а лицо излучало умиление. — Ну, как наши дела на учебном фронте, пострел? Чем отца порадуешь? А чего это ты там спрятал в стол, а? — полюбопытствовал отец, узрев со стороны сына поспешные действия. С лица его не сходила самодовольная, добродушная улыбка. — А ну, показывай!

— Да это пап… — испуганно попытался было в чём-то возразить Вовик, непроизвольно прикрывая рукой выдвижной ящик стола.

— Показывай, показывай, не тяни лямку, порадуй оценками отца своего, — и он протянул руку. — Нечего скрывать от родного отца.

— Но это, пап… — В голосе сына слышался явный испуг.

— Брось валять дурака, шпингалет ты этакий. Давай, не тяни время.

Сын робко выдвинул ящик стола, вынул тетрадь и протянул отцу.

— А-а! Дневник первоклашки.

— Только это, папа…

— Да что ты всё заладил: папа, да папа, — слегка пожурил отец сына, раскрывая дневник на первой странице. — Та-ак, посмотрим, посмотрим, — и Гурий Ионович углубился в чтение.

Однако, чем больше он вникал в суть содержимого дневника, тем больше вытягивалось его лицо. Уши оттопыривались, а губы складывались в знак вопроса. Наконец, молча перелистав весь дневник от корки до корки, Гурий Ионович грозно посмотрел на сына и молвил:

— Это что такое? Это чей дневник? И это дневник моего сына? Стыдись!

— Но это пап!.. 

— Молчать, сукин сын! Ишь, моду взяли перебивать старших на полуслове. Сплошные двойки да тройки. Что это такое, я тебя спрашиваю? А итоговые, годовые оценки. Все тройки, только по физкультуре пять. Не зря говорят — была бы сила, ума не надо.

Гурию Ионычу всё как-то недосуг было заниматься школьными делами сына. Обязанность эта была возложена на мать и жену.

— А что ни неделя, то вызов родителей в школу: то за гадкое поведение, то за неуспеваемость. На вот, смотри! — и он стал тыкать под нос сына каждую страницу дневника, потрясая им в воздухе. — И это называется мой сын! Ну что прикажешь делать с тобой? Ремня захотел?

Вовик сидел, испуганно вытаращив глаза. Он был готов вот-вот разреветься.

— Да я в твои-то годы… Мне, понимаешь ли, некогда было шалберничать. Я все свои силы отдавал учёбе. И вот результат. Всего полным полно в доме. — Отец обвёл рукой комнату. — Всего в достатке. Тебя, балбеса, вырастил на свою голову. Знай только — учись. А ты? — Он потряс в воздухе дневником. — Да знаешь ли ты, сын моей жены, какие оценки приносил домой я, учась в первом классе?

— Знаю! — всхлипнул Вова.

Отец вытаращил глаза и побагровел в великом гневе.

— Да откуда же тебе знать, пакостник ты этакий!

Обеспокоенная шумом, доносившимся из детской, в комнату тихо вошла мать Гурия Ионыча — Калерия Потаповна.

— В чём дело, мужчины? Почему шум такой? — спросила она в недоумении.

— На бабуля, полюбуйся оценками своего внука, — в сердцах воскликнул Гурий Ионыч, протягивая ей дневник. — Не знаю, где только глаза ваши с Фросей были. Никакого контроля за этим шалопаем. Все только и знали, что делали вид, будто всё нормально.

Калерия Потаповна, перелистывавшая в это время дневник, как-то странно кашлянула, словно поперхнулась, и тронула сына за локоть.

— Ну, хватит, хватит, — примирительно молвила она. — Посерчал маленько, и — баста. Идём-ка лучше со мной, — и она увлекла сына в его рабочий кабинет. — Послушай, Гурий, ты на сына своего не особо-то. Ты лучше посмотри на дневник.

— Нечего мне на него смотреть. Насмотрелся. Мерзавец он, внук твой, вот кто он!

— Нет! Уж ты посмотри хотя бы титульную обложку.

Гурий Ионович взял, посмотрел и…обомлел: это был его, родной дневник, дневник двадцатилетней давности, восходивший к временам далёкого, непорочного детства.

— Я его сберегла на добрую, долгую память, для себя. Как он отыскал его, ума не приложу. Так что иди, выкручивайся теперь сам, — посоветовала Калерия Потаповна, с большим трудом сдерживая смех.

— Спасибо, удружила, век не забуду! — разгубленно выдавил из себя сын, почесав затылок. В глубокой задумчивости направился он в детскую.

— Вот что я тебе скажу, сынок, — в примирительных тонах начал отец. — Тебе ли знать, какие времена были в ту пору, когда я пошёл в первый класс. Полная неразбериха в стране. Все денежные сбережения у людей в одночасье куда-то просто исчезли. Каждый перебивался кто как мог. Учителям денег не платили, всё — бартер. Ну, ясное дело, они и ополчились на весь мир, отыгрываясь на учениках. В то время, чтобы ты знал, тройка была равноценна сегодняшней пятёрке…

— Да я понимаю, папа, — отозвался сын Вова, стараясь, видимо, не обидеть отца. — Я всё понимаю. Альберта Эйнштейна тоже все считали тупым учеником, а он взял, да и создал «Теорию вероятности»…

— Правильно, сынок, — поддержал Гурий Ионыч, поражаясь познаниям сына. — Всё зависит от внутреннего содержания индивидуума, от его внутреннего настрою. Главное, чтобы был в человеке жизненный стержень. А коли он есть, держись за него, и всё тебе ни почём. Ну, давай, показывай свой дневник.

Вова незамедлительно выполнил просьбу отца. Дневник пестрел одними пятёрками.

— Молодец! — растроганно похвалил отец. — Иного я от тебя и не ожидал.

Праздничный ужин выдался на славу и прошёл в полном взаимопонимании.

.

.