Призрак нашего времени

Весть о произошедшем чуде и бессилии полицейских  перед этим явлением разнеслась по городу со скоростью телефонного звонка сразу всем его жителям. И сразу же, после этого, из города начался отток населения. Вначале незаметно и буднично, но уже скоро, всего через пару дней, это движение превратилось в шумное, массовое бегство. Люди, сломя голову, с чемоданами и налегке, мчались на вокзал, в аэропорт. Из города, по автострадам, в разные концы белого света тянулись вереницы машин. Эта эвакуация населения напоминала времена войны – период  перед оккупацией города врагами. Теперь тоже бежали от врага, который уже жил в городе, в домах, поселился в душах людей, потушив в них светоч прекрасных порывов, и породил египетскую тьму безумного страха ожидания расплаты за приятие в свои сердца дьявольского соблазна гордыни себялюбия и лицемерия. Этот страх гнал людей за пределы места своего обитания, они хотели скрыться где-то, в неведомых краях, где их бы никто не узнал и не нашел и в том мире собственной неизвестности начать новую жизнь, свободную от прошлых мыслей и поступков.

Массовый побег в неизвестность набирал обороты, люди выходили из домов и квартир, не запирая дверей, зная наверняка, что никогда не вернутся обратно. Мэр пытался предотвратить массовый исход, по городу вывешивались воззвания к разуму горожан и восстановлению порядка и спокойствия, телевидение неустанно твердило о любви к родине и о том, что все проблемы, беспокоящие граждан, будут решены в ближайшее время, но никто ничему не верил, не читал, не смотрел, а упрямо, глядя только на дорогу, уходили, бежали, ехали в ночь и день. Ничто не могло остановить людей, бегущих от мыслей о том, что в любую минуту могут быть заказаны на смерть, на мучения, на изгнание своими известными и неизвестными недоброжелателями или просто стать жертвой чьей-то недоброй прихоти.

 Остановился общественный транспорт, пропало электричество, отключилось газоснабжение – не хватало и минимума людей для обслуживания коммуникаций, питающих город энергией жизни. Город провалился во тьму, на улицах царила безлюдная пустота и только своры, брошенных людьми собак бродили между пустых домов в поисках своих хозяев и пищи. Та малая часть жителей, что осталась в городе без всяких условий к жизни, тоже сбились в группы мародёров, беспрепятственно входили в брошенные хозяевами дома и квартиры, поедали остатки продуктов и шли дальше, разоряя домашние очаги от злобы своей теперешней неприкаянности и подгоняемые страхом неожиданной безнаказанности своего вольного злодейства. Но и эти люди, не имеющие средств на дальнее путешествие в забытье ужасных событий, подобрав к себе некоторые ценности в покинутых жилищах, старались покинуть город, и потихоньку рассасывались по сельской округе и оседали в дальних и ближних деревнях.

Некий человек, среднего возраста, в довольно потрёпанной одежде, что плохо защищала его тело от холодного осеннего ветра, снующего по улицам и переулкам пустого города, от чего он зябко ёжился, вошёл в открытые двери полицейского управления и стал бродить по комнатам, среди разбросанных бумаг и раскрытых шкафов, набитыми распотрошёнными папками уголовных дел. Его лицо потомственного интеллектуала – высокий лоб, небольшая бородка, печальные глаза, устремлённые взглядом в глубины своей памяти, тонкий, чувствительный нос и улыбка, блуждающая в уголках губ, выдавала их владельца, как минимум, профессором философии, а его одеяние, несовременное и ветхое, которое он пытался скрыть под длинным, широким плащом, схваченным у шеи шнурком, придавало ещё большую таинственность и неопределённость его появлению здесь.

В помещении ему, наконец, удалось запахнуть плащ, на улице его неустанно трепал ветер, обнажая убогую одежду, и теперь он пытался согреться, обернувшись тканью накидки и присев на стул в кабинете начальника управления, ещё хранившем былую величавость на пространстве огромного стола, чёрного дерева, рядом телефонов, на нём, непомерной высотой потолка и широкостью распахнутой двери. По углам кабинета валялись в беспорядке брошенные бумаги, но на столе было пусто, лишь прямо по центру столешницы, перед глазами неизвестного посетителя, лежала толстая тетрадь, распухшая от многих записей на её листах. Странник открыл тетрадь и увидел цифры, значки и знаки, занимавшие всю страницу. Это была та самая книга учёта клиентов, где Герман отмечал пользователей программы «Убей врага». На каждой странице, в строгом порядке стояли, занесённые сюда те же идентификационные номера, что нынче записывались в удостоверение всякой личности, как в средние века выжигали тавро на теле рабов, с единой целью, чтобы не потерять ни единого человечка и следить за путями его миграции по белому свету и знать о нём то, чего он и сам о себе не знает. В этом обозначении человека номером и заключены все свободы и права, полученные людьми от хозяев нашего мира. Будто кольцо на лапке вольной пташки, невольнице человеческого любопытства. Эти записи, видимо, мало интересовали человека с ликом профессора. Он быстро листал страницы и остановил свой внимательный взгляд на последнем листе, где им обнаружилась другая запись, сделанная тем же мелким почерком, что и учёт пользователей программы – рукой Германа. Вот что было записано в окончании всей истории с компьютерной безделкой, и рассказано как-бы прямой речью обращения к читателю:

   — В давние времена я жил в роскошном дворце, стены комнат которого были увешаны зеркалами венецианского стекла. Они всегда были чисты  и отображали лучезарные лица короля и королевы и других членов царственной семьи. Но не только те зеркала, что были во множестве развешаны в королевских покоях, отличались чистотой и правдивостью отображения, таковые же находились в комнатах придворных слуг и в жилищах черни. Отличались глашатаи красоты и уродства только размерами и количеством своего присутствия в различных по статусу помещениях. Все люди, приближённые к дворцу их величеств, от высокопоставленных особ и до семей башмачника и кухарок, могли в свободное время любоваться собою и с радостью или огорчением наблюдать перемены своего облика в течение разного времени своей жизни. Каждый человек, живущий во дворце и при нём, должен был в первую очередь следить за своей внешностью и с особым пристрастием добиваться её улучшения. Появление в непотребном виде в пределах дворцовой территории тут же отмечалось зеркальным отражением нарушителя заведённого порядка и каралось дальним изгнанием от щедрот и милости короля.

Но существовал ещё один строгий метод испытания всего состава королевских слуг и самой королевской семьи. Один раз в году, в строго определённое число первого месяца наступившего года, открывалась комната, запертая, для всех без исключения, в любое другое время. Стены этого довольно обширного помещения составляли собою одну зеркальную окружность (комната так и звалась – круглой). Зеркальная поверхность стен этой загадочной комнаты отражала в себе не человеческий образ, а внутренние пороки его владельца. За несколько минут знакомства с собою люди узнавали о себе такое, что кружилась голова от страха перед зеркалами, воспроизводящими мерзкие тайны человеческой души в беспристрастном блеске венецианского стекла. Двое немых, и сидящих по разные стороны, писарей вели, независимо друг от друга, счёт всех лукавых помыслов и злых душевных терзаний насельников дворца, от придворных высшего ранга до последнего трубочиста и золотаря. Каждый человек, строго по одному, входил в круглую комнату и оставался один на один со своим внутренним миром, и эти несколько минут пребывания здесь иногда меняли человека до неузнаваемости в глазах окружающих. Гордый становился ниже весенней травинки, жадный, вдруг, раздавал нищим своё имущество, злой и жестокий – полным любви. Конечно, не со всеми случались такие перемены, но ровно через год они должны были вновь войти сюда – в круглую комнату, и предстать перед зеркалами совести и если ни один из старых грехов, что хранились в прошлогодней описи общего состояния души, не исчезал, а бывало, что душа испытуемого наполнялась новыми мерзостями, этот человек переводился в статус раба и отправлялся на каменоломни, строительство дорог и другие тяжелые работы – безвозвратно, пожизненно.

 Бывало, что и королевская чета, и члены царственной семьи открывала в себе порочные наклонности, которые тоже учитывались на общем основании и тот же срок – один год – давался на исправление безнравственных накоплений в мыслях и душах правителей. Эта проверка никому не оставляла надежды на сохранение тайны и оправдания греха, поселившегося в душе, и на выходе из круглой комнаты человек осознавал мерзкое влияние соблазнов на свою жизнь и целый год старался измениться к лучшему, а если этого не получалось, то оставлялась честная возможность самому покинуть территорию безбедного существованию не дожидаясь новой проверки. Считалось настоящим преступлением действие любого человека, знающего, что порок его не изжит за прожитый год и решившегося на вход в круглую комнату – это воспринималось, как желание обмануть общество. Случалось, что и лица королевской фамилии отправлялись в монастырь (такая мера наказания применялась к ним), а на их место всходил наиболее достойный член царственной семьи, имеющий лучшие результаты проверки зеркалами духовной чистоты.

Но вот за стенами дворца грянул бунт, и возглавили смуту те самые люди, не сумевшие обуздать недобрые порывы своей безнравственной души, добровольно покинувшие дворец, но затаившие неизбывную злобу на тот закон и порядок, не дающий возвысить человеческую мерзость над добродетелью. Они заняли дворец, освободили и приблизили рабов, но в первую очередь разрушили круглую комнату – чистилище пороков и мерзости, что обитают в слабых человеческих телах, сердцах и душах. Вместо зеркал чистого, венецианского стекла, новые правители повсюду установили кривые зеркала, восхваляющие уродство и унижающие красоту. И всё в мире стало наоборот. Пороки возвысились и поселились во дворцах, где и живут в роскоши и разврате, а добродетель проживает жизнь в нищете и святости, всюду подвергаясь осмеянию бывших рабов и гонениям от хамов, власть предержащих.

P.S.  Я пришёл к вам и предложил всего только один соблазн – унизить или уничтожить своего врага и дал возможность исполнить это ваше желание и все воочию убедились, что из этого получилось. А если вам станут доступны все соблазны грешного мира, и вы сможете этим «счастьем» пользоваться? Что произойдёт тогда? Или уже произошло?

Человек поднялся из-за стола, закрыл тетрадь и спрятал её в складках плаща. Зажёг спичку и бросил её огонь в угол, на скопление мятой бумаги. Подождал, покуда огонь занялся и заполыхал ярко и горячо, и удалился тем же неизвестным путём, что привёл его в город.

Пожар в пустом городе полыхал несколько дней, но с тёмных от гари небес полился мелкий и холодный осенний дождь и превратил полыхающие кварталы в дымное, чёрное пепелище. И некому было оплакать погибший город, свою недавнюю жизнь в нём, а в ней человеческие радости и печали.

Неизвестно остался ли этот город существовать на лице земли или стал прахом, ваш покорный слуга сам едва унёс оттуда ноги, но я твёрдо знаю, что призрак зла вернётся, если уже не явился куда-нибудь, в обличье всегда благопристойном и милом и будет жить среди нас, покуда сердца людей наполнены ненавистью к своим ближним.

                                                                               г. Талгар