Автор: Обрадовался царь такому совету. Отправился сам ночью в сад. Сел под яблоней, прикинулся несчастным. Плачет, притворными слезами обливается. Прилетела жар-птица, на ветку села. Услышала стенания царские и спрашивает:
— Что с тобой, добрый человек?
А царь ей:
— Сердце моё грустит и разрывается, кручина-тоска меня берёт, есть-пить не могу, иссох весь.
И тут жар птица говорит:
— Я спою тебе песнь волшебную. Она поможет кручину твою унять, сердце исцелить.
А царь и рад стараться. Пуще прежнего рыдает. А сам украдкой сетку достает.
— Подлети поближе, — просит жалостно.
Подлетела птица, на ближнюю ветку села и запела дивным голосом.
И так прекрасна была её песнь, что на миг забылся царь, заслушался. Вспомнил он молодость свою, жену любимую. Слеза горючая из глаз скатилась, настоящая, а не притворная. И до того на сердце хорошо стало, что пожелал он, чтобы песня та не кончалась.
Тогда ему еще больше вздумалось птицей обладать. Изловчился он и набросил на неё сеть. Забилась в сети птица, закричала. А царь её в мешок, да и в золотую клетку посадил. В светлице ту клетку поставил и к двери стражу приставил. А Проныре ни грошика не дал.
В клетке затосковала жар-птица, потускнела, серой стала.
Не поёт птица, не сияет.
Царь топает, кричит: «Пой! Да желания мои сполняй!» А она голову под крыло спрятала и молчит. Ни гу-гу.
А Василиса птицу жалеет, на рассвете приходит, водицы ей приносит и семечки из яблочек золотых.
А птица ей тихохонько поёт:
Ой, сердечко моё стонет,
Ой, душа моя болит,
Ой, в неволе песня тонет,
быть свободным дух велит.
Василиса слушает да плачет.
И вот решилась она все запреты царские нарушить и птицу освободить. Открыла клетку и выпустила её на волю. Вылетела птица в окно, кружится над теремом, песню благодарную поёт:
Воля вольная моя,
Улетаю в небо я.
Сердце доброе внутри
Как сокровище храни!
Увидел в окно царь, что птица улетает, забушевал, как гроза. Искры из глаз посыпались. Кричит, словно в небе гром гремит: «Кто мою жар-птицу выпустил? Голову с плеч разбойнику!»
Вбежал в светлицу, а там Василиса у окна стоит, птице рукой машет.
И так ему злоба глаза застила, что он родную дочку приказал в темницу заточить. А в темнице только маленькое оконце, да и то в решётке.
Тоскует Василиса в темнице и грустную песню поёт, которую птичка ей другой раз пела:
Ой, сердечко моё стонет,
Ой, душа моя болит,
Ой, в неволе песня тонет,
Быть свободным дух велит.
Услышала ту жалобу жар-птица, на грусть Василисину прилетела.
— Возьми, — говорит, — Василисушка, моё пёрышко золотое.
Бросила его в окошечко и улетела. Теперь пёрышко в темнице светится. Посветлело и на сердце у Василисы.
Прилетела другой день жар-птица и говорит:
—Хочешь со мной улететь, на волю вольную, в моё царство волшебное? Я завтра в последний раз прилечу.
И скрылась в небе.
Думала-думала Василиса. И по батюшке сердце болит, хоть он и злой, но всё-таки родной. И боязно.
Наутро жар-птица прилетела и спрашивает:
— Ну что, Василисушка, хочешь на волю вольную?
Василиса ей отвечает:
— Хочу, жар-птица!
Тогда коснулась птица крылом решётки и жаром её расплавила. Протянула Василисе ниточку золотую и говорит: «Ухватись крепко». А сама другой кончик в клюве держит.
Полетели они над широкими полями, над зелёными лесами, над высокими горами в волшебное царство жарптицево.
Летит жар-птица высоко-высоко в небе. Василиса за ней, крепко за ниточку держится, выпустить боится. Потом попривыкла и стала по сторонам глядеть. Видит – вдалеке сияет что-то да переливается, ровно солнышко. Это светится царство жар-птицы.
Долго ли коротко ли, прилетели они.
Опустилась жар-птица на землю посреди сада, взмахнула крылом и откуда ни возьмись вырос шатёр красоты невиданной. Весь золотой, из солнечного света сотканный. Горит весь, сияет, каменьями самоцветными переливается. Стены перламутром светятся, двери изумрудные, окна хрустальные. А крыша того шатра жемчугами и рубинами украшена. Ахнула Василиса, подивилась чуду чудному, а жар-птица и говорит:
— Вот, Василисушка, новый дом твой.
Входит Василиса в дом. Осторожно ступает по полу узорчатому. А комнат в шатре целая дюжина, и одна другой краше, и в каждой сокровище волшебное.
В одной — стол чудесный, от яств невиданных, нескончаемых ломится. Подходи, угощайся. Наелась Василиса досыта кушаньями сладчайшими, поблагодарила дом за трапезу изумительную, в другую комнату пошла.
А там — люлька из шёлка с золотым шитьем, в воздухе висит. Полог бархатный, мягчайший над ней. Прилегла Василиса в люлечку и задремала в блаженстве. Во сне матушка родная привиделась, обнимала ее, миловала. И так радостно и тепло Василисе на душе стало.
.
.
