Маяк

​Труба

– Начальник, я нашел место для лагеря. – Дерсу подошел и невозмутимо сел на ящики, совершенно не обращая внимание на лежащего без сознания Профессора.

– Далеко?

– Нет.

– Пойдем, покажешь. Труба, присмотри за Профессором.

Я поднялся. Труба никак не отреагировал на мои слова, задумчиво глядя на Профессора. Ну, ничего. Старик и так никуда не сбежит. Я сунул ему бинокль.

– Полюбуйся пока на окрестности.

Мы с Дерсу пошли по скале в сторону суши. Скоро он свернул левее и начал спускаться вниз. Берег здесь был уже значительно выше, почти сравниваясь с высотой утеса, который лишь немного возвышался над окружающим ландшафтом. Чуть дальше травянистый ковер холмов вообще бесследно его поглощал. Пока я глазел по сторонам, разглядывая окружающий пейзаж, Дерсу спустился и уже ждал меня внизу.

– Спускайся, начальник, тут можно.

Опираясь о скалу и иногда цепляясь за редкие чахлые кустики, я осторожно начал спуск по скальным уступам и вскоре оказался на каменистой осыпи, в которую тут, внизу, превращалась неприступная стена нашего утеса. Пожалуй, ближе к морю по этой стене подняться или спуститься с нее смог бы только «Человек-паук» Ален Робер⁸, да и то вряд ли. По крайней мере, с этой стороны.

– Дерсу, ты на другой стороне утеса смотрел?

– Да, начальник. Там гладкая стена. Чтобы спуститься надо дальше обходить. Тут лучше.

Я посмотрел вверх, туда, откуда только что спустился. Высота не очень большая. Но как мы тут ящики будем таскать? Ладно, война план покажет.

– Куда дальше?

– Сюда, начальник.

Дерсу пошел вниз по осыпи, я последовал за ним. Среди россыпи разнокалиберных камней то и дело на поверхность выходили скальные выступы. Спуск становился все более пологим. Меж валунов все чаще и чаще стал появляться довольно густой кустарник и даже небольшие деревья. Скала загораживала их от постоянного ветра, создавая благоприятный микроклимат для роста. Наконец, мой проводник остановился.

– Смотри, начальник.

В стене утеса была щель. Дерсу заранее освободил к ней проход, ножом прорубившись через заросли кустарника. Чуть в стороне он разгреб мелкие камни у подножия огромного валуна, сделав небольшое углубление. В образовавшейся чаше уже начала собираться вода.

– Можно пить. Гора воду дает.

Я заглянул внутрь приличных размеров пещеры. Отличный грот! Мы тут запросто поместимся вместе со всем нашим барахлом. Еще и родник рядом. Прекрасно!

– Молодец, Дерсу! – Я хлопнул его по плечу. – Пошли назад. Будем ящики таскать.

Мы стали, не спеша, подниматься. Идти вверх по курумнику было гораздо тяжелее, чем спускаться, мелкие камни под ногами съезжали назад, крупные вставали непреодолимыми препятствиями, преграждая путь. Если на пути вниз с них можно было спрыгнуть, сейчас приходилось искать обход. Кустарник цеплялся за одежду, и тыкал ветками в глаза, никого не желая пускать. Как только склон стал более крутым, заросли закончились, но от этого легче не стало. Там, где мы с легкостью спускались, теперь приходилось в буквальном смысле ползти на четвереньках. Мы с Дерсу карабкались, как пауки. Руки и ноги тряслись, пот заливал глаза. Подъем казался бесконечным.

Добравшись до места, где мы спускались по скале, я абсолютно без сил растянулся на камнях. Надо передохнуть.

– Как сам, Дерсу?

– Нормально, начальник. – Он сел на каменистый выступ и достал из-за пазухи свою трубку. В отличие от меня, дышал ровно и действительно казалось, что совсем не устал.

Как мы будем тут тяжеленные ящики таскать? Расколотим все и сами замудохаемся лазить по этому сыпняку туда-сюда. Рейс-то надо будет сделать не один. А потом еще и оборудование, сброшенное на парашютах, надо будет туда же доставить. Но место для лагеря шикарное, лучше не найти…

– Дерсу, слушай, а на аэродроме, пока ты нас ждал, в ящики, случайно, не заглядывал?

– Смотрел, начальник. – Первый раз я увидел, как Дерсу усмехнулся.

– Что там?

– Разное.

– Веревка там есть? Хорошая.

– Есть две бухты троса. Большие. Метров по семьдесят-восемьдесят.

– Отлично! Будем спускать ящики на веревках прямо к пещере. Пошли!

Наконец вскарабкавшись на утес, я устало поплелся к нашим компаньонам, Дерсу спокойно шел позади. Интересно, не поубивали они еще там друг друга?

Оказалось, нет, все нормально. Труба с Профессором были живы и здоровы. Вполне дружески сидели рядом на ящиках и по очереди смотрели в бинокль. Сидя к нам спиной, нас они не замечали. По мере приближения все лучше становился слышен их разговор.

– Молодой человек, а почему Вы назвались Труба, ведь, это слово женского рода?

– Э, але! Сейчас сам у меня женского рода станешь. Дай сюда бинокль! Мне шеф вообще сказал тебе его не доверять, разобьешь еще…

– Трубочка, любезнейший, что Вы так реагируете на тривиальнейшие вопросы? Я же просто поинтересовался…

– Какая я тебе «трубочка»?!! Ты очумел что ли совсем, старый, специально напрашиваешься? Не получишь больше у меня бинокль, даже не проси.

– Но, ведь, он же мне просто необходим, как Вы не понимаете?

– Проф, будешь канючить, я те снова втащу… Отстань, щас позырю маленько и дам.

– Уважаемый Труба, будьте любезны побыстрее!

– Да хорош ты уже эти свои «будьте любезны»! Интеллегент хренов!

– Правильно говорить «интеллигент». Интеллегенты – это люди верхом на телегах.

– Верхом на телегах никто не ездит, Проф, понимать надо, чепушила! На, держи бинокль, только не плачь.

– Спасибо большое, юноша, Вы очень любезны!

– Ты опять со своими любезностями?! Какой я тебе юноша?

– Ну Вы же прекрасно понимаете, что я уже в том возрасте, когда могу назвать юношей кого угодно!

Мы с Дерсу подошли и уже некоторое время, стоя за их спинами, слушали эту милую беседу.

– Профессор, как Вы себя чувствуете? – поинтересовался я.

– Шеф, а мы тут в бинокль смотрим! – подскочил Труба.

– Спасибо, вполне приемлемо. – Профессор был несколько смущен. – Извините, мы совершенно не обратили внимание, что Вы подошли.

– Хорошо. Дерсу, доставай веревки. Сейчас станет еще лучше.

– Зачем? Уверяю Вас, это совершенно излишне, я вполне адекватен. – Старик не на шутку испугался. – Уважаемый Труба, подтвердите, пожалуйста!

– Успокойтесь, Профессор! Веревками мы будем связывать не Вас, а ящики.

Дерсу достал обе бухты троса.

Я подошел к правому краю плато, на котором мы находились, и осторожно посмотрел вниз. Где находится облюбованный нами грот сверху определить было невозможно.

– Дерсу, давай-ка ты, наверное, иди вниз. А то мы спустим сейчас ящики, да не туда. Нужно сориентироваться. Профессора с собой возьми. Будете вместе принимать груз. Аккуратней там, береги старика. У меня к нему еще разговор есть, он, оказывается тут уже бывал. Ясно?

– Ясно, начальник. – после паузы ответил Дерсу, пристально посмотрев на меня.

Он деловито выбил трубку, спрятал ее во внутренний карман своей куртки и, закинув за плечи еще и свой сидор, направился к спуску. Брезентовый тюк оставил в общей куче.

– Пошли, Профессор. – Кинул он на ходу.

Профессор встал, как-то нелепо отряхнулся, бросил взгляд на Трубу и засеменил за Дерсу.

– Профессор действительно в адеквате? – спросил я байкера, когда наши компаньоны отошли на приличное расстояние.

– Нормально все с ним, шеф. Да и вообще, вроде, он нормальный старикан.

– Ладно, пошли.

Мы осторожно начали двигаться вдоль обрыва, высматривая внизу Дерсу и Профессора. Я первый увидел размахивающего руками ученого и махнул рукой, сделав знак, что вижу его. Труба шел за мной какой-то отрешенный, видно было, что он над чем-то сосредоточенно размышляет. Я даже начал беспокоиться, не свалился бы он вниз.

– Где Дерсу? – крикнул я Профессору.

– Здесь, здесь! Он расчищает площадку для ящиков под стеной.

– Пусть крикнет, когда готово будет. Мы пока ящики сюда подтащим!

Я повернулся к отставшему Трубе.

– Очнись, Труба! Что с тобой, ты где? Не время грустить, время ящики грузить! – скаламбурил я и побежал к сваленным в кучу нашим пожиткам.

У нас было около двадцати разнокалиберных ящиков. Еще и личный багаж. Пришлось долго перетаскивать все это к краю обрыва над гротом, бегая туда-сюда. Умотались.

– Перекур. – Сказал я, когда весь груз был перетащен к месту спуска, вытирая пот со лба и усаживаясь на ящик.

– Будешь? – Труба свернул самокрутку и предложил мне.

– Нет, спасибо! А ты хочешь – кури. Сейчас пять минут посидим и будем все опускать вниз.

Он, кажется, отошел от ступора, в котором находился до этого. Интересно, что это было?

– Труба, что не так с Профессором?

– Пока вы ходили осматриваться, я с ним разговаривал. Он напомнил мне отца… – После долгой паузы, глубоко затянувшись, ответил он.

– А я думал, ты детдомовский.

– Так и есть. Но остались обрывки каких-то ранних детских воспоминаний. И в них Профессор похож на моего батю. Не внешне. Ощущение просто такое. На уровне подсознания. Не могу сформулировать точнее.

А этот парень, оказывается, сентиментален. Он умнее и тоньше, чем хочет казаться. Интересно…

– Ты его искал?

– Нет, зачем? Я ему не нужен, да и мне он теперь чужой человек. Стремно же. Ну вот, например, найду я его и чо ты думаешь, будем жить-поживать, да добра наживать? Да ладно, шеф…

– Так уж и чужой?

– Конечно!

– Что-то я тебя не пойму, Труба. На словах, отец тебя мало интересует, знать его не хочешь, а на деле, ты в первом попавшемся старике его видишь. Парадокс!

Труба долго молчал, пристально глядя на меня.

– Парадокс, говоришь, шеф… Наверно. Лучше бы его вообще не было. Он же как чемодан без ручки, нести тяжело и неудобно, а бросить жалко. Я бы с удовольствием вычеркнул его из памяти. Совсем. Но что-то мешает.

Я молчал, не зная, что сказать. У каждого, наверное, есть такие чемоданы. И не нужны они тебе, да не бросишь…

– И вообще, шеф, не лезь в душу! Насмотрелся я на таких благодетелей в детдоме, да и по жизни. Вотрутся в доверие, все изгадят, сделают с тобой селфи и тут же забудут о твоем существовании. Потом еще и строят из себя святош.

– Извини, Труба. Я не со зла. Не хотел бередить старые раны. – Искренне сказал я.

– Да какие раны? Ты меня вообще за кого держишь? Я думал, ты нормальный мужик, а ты как все!!! – Вспылил он. Помолчав и, видимо немного успокоившись, глухо продолжил, глядя прямо перед собой. – Не люблю людей. Терпеть не могу. Никому нет до меня дела, но все норовят в душу влезть своими грязными руками. Как только узнают, что детдомовский – сразу ноги об меня пытаются вытереть, начинают жалеть и жизни учить. Не понимают, что ли, что тем самым унижают меня, показывая, что они выше. Да кто им право такое давал? Черти помойные! Лишь бы собственную значительность показать, в своих же глазах подняться. А, ведь, у попов это гордыней называется. Грех это…

Он замолчал. Видимо, первый порыв прошел.

– Вся современная жизнь – имитация. Люди имитируют участие, верность, дружбу, милосердие, счастье. Они разучились делать все это по-настоящему. Больше не умеют жить реальной жизнью. Ты рекламу видел?

– Какую?

– Да любую! Там же идеальных, рафинированных людей показывают, одна эмоция на всех! Они, как придурки, постоянно чему-то рады. Зритель тоже хочет так. И неважно, что это невозможно. Он хочет даже не то, что рекламируют, а такую же эмоцию, ощущение. Дети растут на этом. Нас воспитывали на патриотических фильмах, а новое поколение растет на рекламе. Не говоря уж о тех, кто полностью погрузился в виртуальность, люди находятся в ими же выдуманном мире. Для человека самым ценным стал он сам. И настаивает на том, чтобы это все признавали. Самоутверждение и навязывание осознания своей значимости, чаще всего необоснованное, – главные цели жизни. Особенно выпукло это видно на наших дорогах. Не замечал, шеф?

– Ну, тут ты, наверное, перегибаешь палку… А как же любовь к детям? По-моему, к ним люди испытывают неподдельные эмоции.

– Дети?.. Какие дети, шеф?!! Ты знаешь, сколько их сейчас в детдомах? – Труба смотрел спокойно и зло. – А эти сучки, чайлдфри⁹? Ты у них про детей спроси…

Наверное, этот парень имеет право быть мизантропом. Жизнь сделала его таким.

– Поэтому ты одиночка?

– В смысле, почему у меня на спине нет рокеров и цветов какого-нибудь клуба? – Труба усмехнулся. – Раньше были, теперь предпочитаю глотать свежий ветер в одиночку. Детский кружок любителей мотоциклов мне не нужен, а в серьезных бандах клубни на самом деле совсем не так свободны, как показывают по телевизору. Жесткая иерархия, устав, форма, правила, обязательства какие-то. Хочешь быть свободным – вставай в строй, шагом марш к независимости! Ха-ха… Зачем мне это? Люди из всего делают индустрию. Ну что ж, все имеют право на бесправие, но я в этом участвовать не хочу.

– М-да… Диктатура свободы. Обычно так всегда и бывает. Борьба с белым расизмом приводит к черному расизму, борьба с коммунистическим тоталитаризмом вырождается в капиталистический тоталитаризм и так далее. Человечество не так уж изобретательно, каким себе кажется. Если вдуматься, мы мало чем отличаемся от рабов Древнего Рима. Просто вместо клейма – кредитный договор, не заключить который выше человеческих сил, ибо слаб человек и падок на сладкое. Каждый раз получается одно и то же, только под разными соусами. Ладно, хватит рассиживаться… – Продолжать разговор я не стал.

– Дерсу! Ты где?

– Тут, начальник! – послышался голос снизу.

Я подошел к краю обрыва, лег на скалу и глянул вниз. Высота тут была значительно меньше, чем над морем, всего около пятнадцати метров, как пятиэтажка. Дерсу нашел более-менее ровную площадку для ящиков рядом со входом в пещеру и вырубил на ней кустарник.

– За работу!

Мы с Трубой начали осторожно спускать по одному ящику. Дерсу с Профессором принимали их внизу, складывая в штабеля. Так же спускали и наш личный багаж. Работа спорилась, оставалось отправить вниз всего пару не самых больших…

– А-а-а-а-а-а!!! – вдруг раздался дикий вопль Профессора снизу.

– Начальник! – закричал Дерсу.