Он вернулся

Из больницы Герман возвращался пешком. Крутить педали не хотелось. Хотелось подошвами вытоптать разросшуюся тоску, измотаться по расплавленным за день улицам, прийти домой и сразу рухнуть в постель. Обхватив велосипед за руль, Герман вёл его, будто собачку на поводке. Прохожие уступали дорогу, вежливо расходясь в стороны; мороженщик в клоунском розовом фраке приветливо махал рукой, распахивая свои сливочно-фруктовые кладовые; девочка в шёлковом платье с вышивкой, поджав ноги[12], с лёгкой улыбкой на лице наблюдала за пяденицей[13], порхавшей над клумбой.

Но Герману было не до улыбок. «Как вы умудряетесь быть такими беспечными?» – удивлялся он, осознавая ту пропасть, которая разверзлась между ним и окружающим миром. «Вам действительно наплевать или вы просто не видите, насколько мне плохо?», – недоумевал Герман, а в ответ из кофейни напротив, через раскрытые окна, лишь добродушно скалился хрипловатый джаз.

Устав от уличной цветистости, Герман решил срезать через дворы. В подворотне пришлось пробираться по краю распластавшейся на пути лужи, от которой сильно несло сероводородом. Вот кто-то просыпал пакет с мусором (не донёс до помойки), и под ногами захрустела яичная скорлупа. А вот и сама помойка – вместо аккуратных контейнеров возвышалась гора, настоящий Монблан, как сказала бы мама.

«Лихо. А главное – быстро», – подумал Герман и тут же краем глаза увидел два вспыхнувших в дальнем конце цветных пятна – салатовый жакет и жёлтую футболку. Женщины наискось пересекли двор и вошли под арку. Их лиц было не разглядеть, да это и не нужно, потому что всё выглядело слишком очевидно.

Герман вскочил на велосипед и ринулся вдогонку. Колёса сразу затрясло по волдырчатой брусчатке, неизвестно почему не закатанной в асфальт. Доехав до арки и нырнув в неё, Герман в самой середине прохода наткнулся на опущенную жердь шлагбаума.

ЖК «СИЛИКАТНЫЙ»

ВХОД БЕСПЛАТНЫЙ

ВЫХОД ПЛАТНЫЙ

Очутившись по ту сторону, Герман въехал в соседний двор. В его центре располагалась детская площадка, обнесённая рабицей. Жестяная табличка требовала:

КОСТРЫ НЕ ЖЕЧЬ.

ЛЯГУШЕК В ОГОНЬ НЕ БРОСАТЬ.

Осматриваясь и пытаясь сообразить, куда могли подеваться Марго с Лизочкой, Герман покатил вокруг и, трижды свернув вправо, снова увидел салатовое и жёлтое, исчезающее в темноте другой подворотни.

Совсем неподалёку, в том же направлении, под погрузку стоял 6-тонный ЗИЛ-130. В его кузов сваливали оплавленные балки, куски кирпича, разорванную арматуру и прочий сор, оставшийся после сгоревшего много лет назад завода. Водителя разморило на жаре. Освежаясь, он махом опрокинул пару пива и теперь был навеселе. Сидя в кабине и ожидая окончания работ (вот-вот уже), он подпевал про золотые купола и бил ладонью в такт по рулю.

Не зная этого, Герман поспешил в подворотню вслед за салатовым и жёлтым, рассчитывая настигнуть обеих голубушек чуть подальше, но следующий двор оказался глухим колодцем. Замкнутое со всех сторон пространство и ни души, и лишь единственная парадная в углу. «Где же их теперь искать?» – думал Герман, направляясь к двери и надеясь, что Марго с Лизочкой не успели подняться на этаж, чтобы скрыться в какой-нибудь квартире, и, возможно, получится вычислить их по звуку шагов.

Дверь была на кодовом замке с домофоном. Герман подёргал ручку (бесполезно), а потом набрал первый пришедший на ум номер. Ответили сразу же:

– Кто там?

– Здравствуйте, доставка пиццы, – сказал Герман.

– Ой, ну п’идумают же! Ма’ш отсюда, хулиганьё!

– Пустите, пожалуйста, мне очень нужно! – взмолился Герман.

– К кому п’ишёл? Конк’етнее!

– Да к вам я пришёл, к вам, не видно, что ли?!

– П’ошу.

Дверь открылась. Не рискуя оставлять велосипед без присмотра, Герман вкатил его внутрь. Единственный путь по лестнице наверх был загромождён, превращён в настоящую свалку, которая напоминала какую-то безумную кладовую – ведёрные столовские кастрюли, уложенные штабелями клетки для яиц, коняшки от сломанных каруселей, пластиковые пакеты (скорее всего, для мёртвых котят) и прочий хлам.

«Не пробраться. Значит, сквозная», – решил Герман и принялся искать взглядом противоположный выход, и быстро его нашёл.

В этот самый момент закончилась погрузка. Радио в кабине орало про Владимирский централ. Воображая себя на сцене и притопывая в кураже пяткой, водитель завёл двигатель. ЗИЛ громко прокашлялся сизым дымом и двинулся в просвет между домами, к переулку.

Спустя секунду после того, как отчалил грузовик, на другую сторону сквозной парадной выбрался Герман со своим велосипедом. Обе голубушки были тут как тут. Герман увидел, что женские фигуры в салатовом жакете и жёлтой футболке сворачивают за угол, за трансформаторную будку, понял, что теперь-то они точно никуда не денутся, запрыгнул на седло и, переваливая вес тела с педали на педаль, начал набирать скорость.

А ЗИЛ уже пёр по переулку, а водитель, чувствуя себя стопроцентной звездой, готов был высунуться по пояс в окно и – по фиг, что невпопад, – но крыть на всю округу про лежащий на сердце тяжкий груз. И три блатных аккорда ликовали, раздирая хлипкие динамики. И вечернее солнце слепило глаза оранжевым софитом. И водитель, конечно же, не увидел замигавшего светофора и Германа на велосипеде, выскочившего на проезжую из-за трансформаторной будки, от которой до несущегося грузовика оставалось полсотни метров.