Он вернулся

К зиме, после школьной экскурсии на местное радио, была придумана новая игра, захватившая Германа целиком. Она открывала дорогу туда, куда ни один локомотив не смог бы доехать, даже если гнать во весь опор, безжалостно тараня и расшвыривая по сторонам дома и улицы Крестова. Всё начиналось обыденно:

– Это – кабинет главного редактора, вашего покорного слуги, – вёл экскурсию тип, больше похожий на больничного фельдшера. – Это – комната отдыха наших ведущих. Здесь – архив. Сюда направо – туалет, если кому-то надо. А это – прошу любить и жаловать – святая святых, аппаратная.

Аппаратная вызвала восторг. Герман совершенно не был готов к такому, поэтому ахнул в голос вместе со всеми.

– Наша гордость, – хвастался фельдшер. – Цифровой микшерный пульт. Флагманская модель. Инновация в области обработки живого звука. Подарен министерством на 50-летие нашей станции. Таким пультом оборудованы все крупные радиовещательные компании мира и лучшие студии звукозаписи.

Пульт был представителен – от одной стены до другой, матово-чёрный, такой же инопланетный, как новый завод на окраине города. В этом помещении он выглядел неправдоподобным чудом. Но если туповатых одноклассников впечатлило только обилие переключателей и ручек, которыми можно втихаря пощёлкать («Они же неандертальцы!»), то сам Герман как-то сразу понял предназначение каждого рычажка.

– Мне бы такую игруху, – завистливо выдохнул жирдяй Андрюша.

«Что ты с ней будешь делать, дебил?» – мысленно спросил его Герман, вдруг осознавший, что нашёл то главное, что спасёт его от тоски и одиночества в этом городе, и в тот же день перетащил в свою комнату отцовский музыкальный центр и всю коллекцию кассет и дисков.

Теперь после учёбы Герман летел домой, наспех хватая из холодильника приготовленные мамой бутерброды; запирался у себя, часами составляя подборки песен, комбинируя их друг с другом по звучанию, инструментам, особенностям вокала, ритм-секции и так далее. Потом он понял, что плёнку в кассетах можно нарезать на куски и заново склеивать липкой лентой в любой последовательности, вплетая в запись шелест листвы, свист утренней птицы, шум ветра и получая неожиданные, а иногда даже осмысленные сочетания.

7

– ВВ вообще не должен был тебе ничего объяснять, – говорила Ксюша. – Формально, его нанимателем выступаю я. Он только мне отчитывается. Он вообще против бесконтрольного распространения информации, потому что… Вот потому что! – Ксюша развела руками, мол, сам же видишь, какая жесть творится.

Герман хотел обидеться, но решил, что это действительно неуместно.

– И что он тебе объяснил? – спросил он, всё-таки подчеркнув слово «тебе».

– Это – однозначно уголовная статья. До двух лет. Объяснил, если всё делать осторожно, есть шанс получить условно. Но, пока идёт следствие, Сане придётся посидеть несколько месяцев под стражей.

– Бред какой-то. Он же просто защищался.

– Герман, миленький, в нашей стране жертва не должна уметь защищаться; в нашей стране жертва должна уметь быстро бегать.

– Это вообще не про Саню. Он не трус.

– Лучше бы для этого раза он сделал исключение. И все были бы целы, и он сидел бы сейчас дома, а не в следственном изоляторе этого вашего сраного Крестосранска. Мы бы за это время уже нашли другого покупателя, заткнули все дыры в фирме и наслаждались жизнью, а не вот это вот всё, – Ксюша снова развела руками.

– Начнём с того, что он поехал в Крестов, потому что ты настояла. Этот участок можно было продать, никуда не выезжая. Да, было бы дольше; возможно, денег меньше… Налоги пришлось бы заплатить. Но тебя задушила жаба, и ты уцепилась именно за этого покупателя, потому что он не торговался и готов был рассчитаться кэшем хоть завтра. Типа, надо всего лишь, – Герман ещё раз подчеркнул, – всего лишь съездить туда, передать этому мужику дарственную, взамен получить всю сумму наличкой и трам-пам-пам. А ты подумала, что это могло быть кидалово? Ты привыкла, что здесь всё по-человечески, но там, Ксюша, – этот наш сраный Крестосранск, – передразнил Герман. – Я сразу говорил, чем это может обернуться, и всё обернулось именно так, как я и говорил. Нам сильно повезло, что Саня остался жив, а, во-вторых, что это был Саня, а не кто-то другой. Любого другого замесили бы и отобрали документы. А ты такая сейчас прохлаждаешься в палате люкс и рассуждаешь о том, что было сделано правильно, а что – не правильно.

– Да, а я такая прохлаждаюсь в палате люкс. Клиенты грозят исками, собственные сотрудники из-за невыплаченных зарплат подали коллективную жалобу, налоговая сидит уже у меня на ушах, фирма в долгах, мы с Саней на грани банкротства… Пять лет пахоты – псу под хвост. И жених под следствием. И я такая прохлаждаюсь в палате люкс. Да пошли вы все, знаете куда?

И Герман пошёл. Встал со стула и направился к выходу.

– Герман, стой. Не смей уходить. Вернись, иначе я в тебя этим костылём кину, – Ксюша приподнялась на локте и схватила Германа за руку. – Иди сюда, псих несчастный.

Сидя в койке, Ксюша обняла Германа:

– Прости меня, пожалуйста. На меня в последнее время столько всего свалилось. Ты же видишь, в каком я положении. Я даже пи-пи не могу нормально сделать. Присаживаюсь на стульчак, а нога в колене не сгибается, как дуло танка вперёд торчит. Самой смешно и одновременно плакать хочется. Впереди ещё две операции, и я не знаю, когда это всё закончится. Может, хромоножкой на всю жизнь останусь.