Автор: Мы встретились в начале осени, в совершенно неромантичное для нашей местности время года, в унылой обстановке дешёвого кафе, куда я забрёл переждать, наводящий тоску, мелкий, противный дождь и под его дробящее мысли на всякую мелочь покапывание за окном, заказал стакан красного вина и отпивая глоток за глотком, думал о своей новой, только что начатой рукописи. Начало этого чего-то, образующего в будущем то ли рассказ, то ли роман, было такое же унылое, как дождь, как этот подслеповатый свет, кое-как высвечивающий середину моего стола и только на удивление неплохое вино подвигало мои мысли на продолжение начатого движения. Героиня моего повествования, ещё совсем незнакомая даже мне, только входила в свою, дарованную мной, жизнь и вдруг заставала в ней неожиданные события, в которых ей не всегда хотелось участвовать. Это упрямое нежелание участия в моём сценарии её жизни и путало продолжение рассказа. Я был откровенно рассержен действиями этой строптивицы (где это видано, чтобы автор считался с мнением своего персонажа, пусть даже главного?) и вот сейчас, после нескольких глотков вина, убеждал её сделать предначертанные мною и, как казалось мне, нужные для продолжения рассказа, шаги. Когда мне, наконец, удалось достичь некоторого компромисса с моей несговорчивой героиней путём введения в повествование новых линий сюжета, слегка потакающих её эгоистичному поведению, оказалось, что при достижении задуманного, сама авторская цель немного изменилась, оставаясь, однако, моей мысленной собственностью. Я успокоился и прикрыл глаза, но тут раздалось постукивание по столу и моему открывшемуся взору предстала… моя героиня. Всякий пишущий человек всегда представляет облик своего героя, хотя не всегда описывает его внешность (загадка должна присутствовать в любом жизнеописании, ведь чтение книг это не что иное, как поиски разгадки тайны, запрятанной писателем где-то, ну вот там, ещё чуть-чуть… и читают, читают, разочаровываются или радуются), а чаще предлагают самому читателю соединить написанное в желаемый для него образ. Экранизация произведений часто так далека от образов и смысла прочитанного, что читающий человек, уже однажды вообразивший своих героев, не воспринимает показанное, как замысел писателя. Передо мною стояла женщина, которую представлял себе я, и с нею же недавно спорил и пока ешё никто ничего не знал о ней, но ведь кто-то же указал ей дорогу ко мне и теперь, невидимо присутствуя где-то поодаль, усмехался: «Выдумывать навыдумывал, а вот как ты с ней живою теперь обойдёшься?» Я обвел зал кафе взглядом, но ничего и никого, что думал найти, не обнаружил. Во второй половине зала, за крайним у стены столиком вели беседу двое юношей и девушка. Я перевёл взгляд на свою знакомую незнакомку.
« Можно присесть?» — спросила она. «Почему именно за мой стол?» — прикинулся не собою я. «Почему-то мне хочется к вам. Я чувствую что-то родственное в вашем и своём одиночестве. Может быть, я ошибаюсь, но кажется, что вы не меньше моего ожидаете какой-нибудь необыкновенной встречи, знакомства. Вы устало выглядите, но усталость эта не физическая, а духовная. Не могу ли помочь вам в облегчении этого неслучайного недуга? Так можно присесть?» — настаивала она. «Присядьте, но не думаю, что наше соседство привнесёт покой в мои мысли», — противился я. Она присела и с этого момента, определённого лёгким движением её руки, началось моё увлечение ею. Если бы не было этого движения, которое описать невозможно — это движение видения, неземного существа, что-то из божественных мечтаний художника, нигде им не выраженных, я бы так и остался равнодушен к своей незнакомке. Но вдруг захотелось повторения мгновения полёта её руки, раз увидев который невозможно запомнить и потому я погрузился в ожидание каких-то новых ощущений, обещанных, как мне показалось, появлением в жизни этого выдуманного существа. Между тем она свободно расположилась за моим столиком, где завороженный случайным движением, уже склоняясь в своём настроении к романтичности восприятия этого явления, молча сидел я, ожидая действий от внезапно ожившего призрака моих мечтаний. «Почему бы вам для начала не угостить девушку чем-нибудь? Ведь у меня нет никого, кроме вас, ни здесь, ни там», — она указала рукой на скучное мокрое окно. «А чего вы хотите?» — спросил я, даже не догадываясь, чего может желать ненастоящая женщина. «Пирожное и чаю. Если будете так любезны», — сказала она мне и приглашённому гарсону. Заказ был сделан, слова сказаны и невозможно было даже предположить, какое продолжение может иметь этот вечер для нашей встречи. Пирожное было изящно и со вкусом съедено моей дамой, и теперь она мелкими глоточками припивала чёрный, похожий на кофе, чай. Я начинал понимать, что настоящее удивление этой встречей только начинается и в подтверждение моим мыслям прозвучали слова: «Что вы теперь собираетесь со мной делать? Какие у вас планы относительно продолжения наших отношений?».
И вот прямо из кафе, из продрогших, сырых вечерних сумерек мы в купе скорого поезда мчим во Францию, в Ниццу. Если представить, что мне никогда не доводилось там бывать, то можно вполне не согласиться с моей наглостью, с какой постараюсь описать своё путешествие туда, а скорее в пока совершенную для меня неизвестность. Но как нынче любят приговаривать современные, удачливые проныры, что наглость второе счастье, то совместно с этим чувством, и нежданно привалившим, правда, ещё совершенно незнакомым для меня, может быть, и счастьем, в образе моей знакомой незнакомки, на свой страх и риск мы отправляемся в своё путешествие к Лазурному берегу Адриатического моря. Там, думалось мне, всё и выяснится, ведь ничто более, как безделье в отдыхе и вне суеты рождает уверенные, смелые мысли и такие же действия, а неизвестность пути всегда настораживает и мобилизует все человеческие силы, готовя самого человека к наиболее приятной встрече с этой самой желающей испугать его неизвестностью. Но далёкая неизвестность не так страшит, как присутствующая рядом, а в одном вагонном купе со мною находилась совершенно незнакомая мне женщина, и это обстоятельство стесняло меня и путало мои мысли более чем дальность расстояний. Признаюсь сразу: я уже был увлечён ею, пустился в это авантюрное путешествие, где глубина безумия этого поступка, поразившего самого совершившего его, окончательно убедила в желании находиться рядом с этой необычной женщиной, загадку которой создал я сам и теперь должен был присутствовать при открытии, хотя бы, завесы с этой неожиданно ожившей тайны.
.
.
