Их не запугать адом (Как сын блудницы…)

С лица хозяина мгновенно исчезла снисходительная улыбка, и Матвей застыл под тяжелым взглядом старого друга. Цельванс, впрочем, смотрел сквозь него, и епископу стало на редкость неуютно: так глядят на вражеские укрепления, на провинившегося солдата, на мертвых соратников. Без эмоций, но словно придавливая к земле, суля тяжелое отмщение. Но что видел Цельванс там, за стеной, куда уперся его взгляд?

— Ты знаешь, — голос хозяина тоже изменился, стал секирой, рубящей слова – ты знаешь, Мацек, у бодричей есть младший князь, его зовут  Неклюд. Он очень мудр. И, когда я только прибыл сюда, я был достаточно глуп, чтобы потребовать у него встречи, а встретившись – ссылаться на словесные кружева наших богословов и философов. 

Матвей открыл рот, желая высказать еще нерожденную мысль о гонителях христианства и мучениках за веру, но понимающая ухмылка друга заставила отказаться от своего намеренья.

— Нет! – Цельванс по-волчьи усмехнулся – князь внимательно выслушал меня. Не перебивал ни разу. А затем велел слугам подать нам с ним «особый» обед. Ты знаешь, что это за обед?

Матвей помотал головой, с ужасом готовясь услышать об изощренном издевательстве язычника над христианином.

— Так вот, слуги во множестве своем засуетились. Они носили на стол пустые блюда, стараясь, чтобы не пролилось ни единой невидимой капли. Они красиво сервировали столы и нарезали несуществующую еду. Лишь на самых утонченных приемах я видел такое обслуживание трапезы. Всей этой церемонией не погнушались бы герцоги и короли. НО НА СТОЛЕ НЕ БЫЛО НИ КРОХИ ЕДЫ! Понимаешь?

Цельванс недолго помолчал, потом продолжил:Тогда я был слишком голоден, чтобы понять, что значит вся эта суета. Но князь Неклюд предложил мне прогуляться по его жилью, и мне казалось невежливым отказывать ему. Князь показывал мне много диковин, как чужеземных, так и местных. А спустя некое время вынул краюху черного хлеба и, располовинив, подал мне кусок. О, именно тогда я и понял! Понял, что все наши любомудры и богословы просто игрались красивыми словами и сравнениями, не будучи способными увидеть бога или осознать его. Переливали из пустого в порожнее, как говорят в этих землях. В их словоплетстве было все – пафос, метафоричность, подобие логики, поэзия… Но не было главного – БОГА. А без него все их рассуждения столь же бесполезны, как и пустая посуда «особого» обеда князя Неклюда. Тогда вся красота его сервировки не могла утолить голода так, как утолил ее бесцеремонно поданный кусок простого хлеба. И в том, Мацек, мне открылось, что бог – в простом. Если простое не ведет к богу – этого бога нет. И это понимали все наши Клименты и Оригены. Просто ради обычного куска хлеба они сервировали своими словами пустые блюда на чужих обедах.

— Да, Цельванс… — Мацек не знал, что сказать. Он не ожидал, что среди варварского народа язычников может оказаться человек, способный вести полемику на высоте античных философов. И этот человек – князь.

Почти всегда Церкви получалось переманить на свою сторону князя или знать, а уж те силой оружия и авторитета подавляли недовольство в народе, как это было у болгар или хорутан. Как недавно это случилось у руссов на берегах Днепра. Но, если князь оказывался упертым язычником, начинало действовать то самое «почти» — против языческой знати выступал крещеный народ.Ты прав, Цельванс. Твое поражение Неклюду – это тоже польза. Теперь я знаю, что свет истинной веры здесь нужно доносить до простого народа, простыми сравнениями. Без философии.

— Я тоже так подумал тогда, Мацек – хозяин обрел прежнюю веселость – я стал проповедовать перед простым народом. Мне казалось, что лучше всего до них доступен будет пример отца Фациста, который сказал, что бог подарил человеку этот мир, как дом, а мелкодушный человек начал в этом доме молиться свече и бадье с водой.

— Да, это очень хороший пример!

— Да, Мацек! ДЛЯ НАС! А вернее не сам он, а то, что случилось впоследствии.

— Чернь побила бывшего солдата? Не поверю.

— Правильно сделаешь. Раньше я рассказывал тебе о мудром князе Неклюде. Так вот, простой народ здесь оказался под стать своему князю. Или князь – всего лишь дитя своего народа. Это не важно. Важно то, что после моих слов о молитве свече вместо бога, ко мне из толпы вышел смерд, и спросил, правильно ли он понял мои слова. Я повторил сказанное, а он… Он указал мне на солнце и сказал: «задуй свечу!» Представляешь! Хорошо еще, что он не указал мне на море, потребовав, вынести бадью!  Пока я думал, что ответить, он сказал мне «подуй на землю». Это не показалось мне тяжелым, и я выполнил его просьбу. А он… Он прилюдно сказал мне: «ты говорил, что солнце – всего лишь свеча, данная человеку богом. Но ты подуй – а оно не погаснет. Значит оно – не свеча для человека. Ты подул на землю – и всего лишь преклонил травинку. Солнце подуло на землю – земля проросла травой. Значит солнце – не твоя свеча, а наш бог».

Матвей снова вскочил и забегал по горнице.

— О, это сатанинское многословие!

Хозяин отставил опустевшую чашу и ждал, пока его друг успокоится. А епископ между тем толи говорил сам с собой, толи взывал к кому-то. Кому-то явно недоброму.

— Всегда, всегда мы побеждали их духовные бунты! Слово Христа поругаемо не будет! И здесь мы сумеем победить! Мы все равно донесем до них суть истиной веры! Огонь! Вот оно! Надо заставить их принять в душу адское пламя! Чтобы оно всегда было с ними! Чтобы они жили с ним, думали о нем ежечасно, боялись его! От страха перед адом, они пойдут к истинному богу!

— Нет.

Цельванс сказал это тихо, но крики Матвея были заглушены этим простым словом.

— Как нет?

.

.