Дар

Никогда еще Димаш не чувствовал себя так свободно, идя рядом с ней. Они долго бродили по городу, больше молчали, но даже в молчании была своя прелесть. Не нужны были пустые давно придуманные слова. Не было многообещающих косых взглядов в его сторону, к которым он привык, едва выйдя на сцену. Когда Даша говорила, то всегда смотрела в глаза, словно именно в них искала ответ на свой вопрос. Иногда она «мурлыкала» легкий мотив, и Димаш прислушивался: ее пение вызывало внутренний трепет, словно нечто очень бережно касалось его души.

-У тебя красивый голос, почему ты не поешь на сцене? – как-то спросил он.

-Я пою… – просто ответила она без всякого жеманства и кокетства. -Я пою для тех, кто меня слышит. Дарья вдруг запела. Голос набирал силу, креп, падал вниз и снова взлетал. Димаш замер, все вокруг перестало существовать, были только он и она, и чувство неимоверного счастья и полета.

-Ух, это здорово! —  не сдержавшись, выкрикнул он. -Я тоже так умею. Динмухамед запел, но через минуту замолчал. Хоть он очень старался и голос его звучал профессионально и красиво, но это было другое пение. Ему показалось, что оно какое-то бездушное.  –Наверное, сегодня не мой день, почему-то у меня не получилось. – огорчился он. -Как ты это делаешь?

-Просто слушаю этот мир: чувствую любовь и боль, отчаяние и надежды, и тогда не надо напрягаться и заученно выводить трели, голос сам находит выход. Это…, как если бы ты воспринимал этот мир сердцем и душой, а пропускал через звук. Голос, он как лекарь, от укола которого и больно, и хорошо.

— Пожалуйста, научи меня!

— Научить? Даша, очень серьезно и изучающе, взглянула в глаза Динмухамеда. -Ты когда-нибудь задумывался о том, что Всевышний, при рождении человека, всегда дарует ему талант? Можно сказать «Дар». Его можно похоронить в себя, даже не пытаясь обнаружить, но, если человек почувствует крупицу этого божественного подарка, бережно хранит и развивает его, то это, зачастую, неимоверно титанический труд, тяжелая ноша без сна и полная сомнений. Ты готов принять этот «Дар»? Ведь миссия, которую предстоит тебе нести ответственна и безгранична. У нее нет возраста, национальности и срока давности.

Динмухамед не отвел взгляда. Эта хрупкая девушка давала ему уверенность, он молча кивнул головой.

   Дарья была хорошим цензором и честным критиком. Как-то воодушевившись, Димаш спел ей «Любовь — похожая на сон», которую только что разучил, и обомлел:

-Не верю, — спокойно ответила она. Не верю, что нужна тебе только я одна, и твоя любовь как сон. Ты спел хорошо, но там нет твоей души, а просто выученный текст и красивая мелодия.

И это «не верю» все чаще было в ее словах. «Не верю, не верю, не верю», — твердила она, когда Динмухамед пытался песней достучаться до ее души. Это больно било по самолюбию. Хотелось все бросить и петь, как пел, как привык, но через день все начиналось сначала. Дарья учила его слушать этот мир.

-Природа никогда не бывает бездушной и молчаливой, — однажды весело сказала она, когда вместо кафе потащила его в степь. -Все, чему тебя надо научиться, находится здесь, — радостно раскинула она руки, глубоко вдыхая запах земли и трав. И здесь, — ее ладонь опустилась на грудь парня. -Даже в кажущейся звенящей тишине, всегда присутствует жизнь. Это как в музыке: один такт тишины — перед бурей страсти. Голос,- это духовное восприятие того, что лежит за гранью звука. Это своего рода слияние. Решающий момент экстаза и высшей точки наслаждения. Когда мурашки и нега по всему телу, когда слезы из глаз, когда внутри все переворачивается от счастья, боли или тоски. Ведь каждый человек, это инструмент с натянутыми энергетическими струнами, и звук голоса должен бить по этим струнам, будоражить, заставлять чувствовать.

Динмухамед ошарашенно смотрел на свою знакомую. Дарья словно расцвела, когда говорила о голосе, когда веселыми искрящимися глазами провожала полет птиц и вдыхала аромат степи.

-Ты слышишь песнь степи? Тихо спросила она, словно боялась, что словами нарушит только ей ведомое звучание природы.

Динмухамед прислушался, и вдруг степь словно пробудилась. И в этом хаосе звуков четко присутствовали ритм и гармония, очищая и пробуждая его сознание. Димаш запел, и голос, набирая силу, взлетел ввысь, словно птица, и вдруг тихой каплей дождя упал вниз, чтобы вновь отразится в надвигающемся урагане. Он почувствовал, что что-то и впрямь изменилось, и те же самые ноты сейчас звучали иначе.

Дарья была требовательна и не допускала поблажек, заставляя передать голосом все то, что он видел вокруг

-Каждый твой звук должен нести смысловую нагрузку, чтобы даже глухой почувствовал его вибрацию и увидел твои собственные чувства и переживания, – прищуривая свои удивительные агатовые глаза-полумесяцы, говорила она. — Чтобы ты сам знал и чувствовал, о чем хочешь рассказать. 

   Димаш потерял сон. Желание добиться слов одобрения подруги, заставляло его просыпаться с рассветом. И однажды он запел, передавая голосом цветовые переливы зари. И звуки крепли, зарождая с началом нового дня, новую мелодию о любви. Пел снова и снова, пока не понял то, о чем всегда говорила Дарья. Это было фантастическое чувство – осознание.

Он тосковал, когда она исчезала, и был счастлив недолгим часам свиданий, которые они проводили вместе на берегу реки или в горах, но больше всего им обоим нравилось сидеть под раскидистым дубом, одиноко растущим среди степи, где Динмухамед сочинял музыку.

Однажды Дарья попросила свозить ее на каток.

.

.