Белая птица

  На следующий день вывели князя Любомира на площадь, на место лобное, где собрался народ до казни охочий поглазеть, как злодея и супостата четвертовать станут. Сам царь-государь на троне сидит да на помост, где Любомир стоит, глядит. А птичка белая знай себе кружится над головой князя.

  Обратился тогда князь к палачу:

  — Прежде чем казни меня предать, позволь мне слово молвить.

  — Говори, — ответил палач. — Да поскорее. Мне со смутьянами церемониться некогда!

  — Надолго я вас не задержу. А есть у меня для людей забава любопытная — птичка дивная. Сядет на макушку человеку честному да праведному — белою, как снег, останется, а коли на макушку лжеца и супостата опустится — чернее ночи сделается. Так пущай она государя нашего во всей красе покажет!

  Оживился народ — чай, не каждый день подобные зрелища видеть приходится. Уж и о казни предстоящей начисто позабыл — каждому охота птицу на царской главе лицезреть.

  Птичка белая к трону царскому летит. А государь-то не рад такому делу: от птицы обеими руками отмахивается да слугам своим верным кричит:

  — Изрубить мерзкую пташку на мелкие кусочки да собакам на съедение бросить!

  Да куда там! Слуги государевы словно окаменели: ни с места сдвинуться, ни рукой шевельнуть не могут.

  — Что стоите, олухи! — прикрикнул на них царь. — Делайте что велено, а не то сами буйны головы сложите!

  Да только те знай себе стоят, глаза на государя таращат.

  Как ни отбивался царь от птицы белой, уселась она ему на макушку — да вдруг чёрной сделалась, словно сажа.

  Увидал народ диво эдакое — загудел, зашумел, на царя не по-доброму косится.

  Осерчал царь вконец — схватил с земли камень большой да запустил им в птицу чёрную. Но лишь коснулся камень перьев птичих — словно о стену железную ударился — отлетел рикошетом да царю самозваному в лоб. Так и зашиб до смерти.

  А птица к князю воротилась, на макушку ему села. И тотчас же сделалась белою, словно день ясный.

  Тут-то слуги государевы, наконец, зашевелились. Стали они князю Любомиру в пояс кланяться, царём величают, на верность присягают.

  — Негоже, — сказал князь, — мне такие почести воздавать, покуда законный наследник в подземельи томится. Коли Ферапонт-царевич родной сын государя покойного, то быть ему царём.

  На том и порешили. Вызволили из темницы наследника законного — да пошёл в царстве-государстве пир горой. Кто-то даже сказывает, будто там был, мёд-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало.

  А птица белая до конца своих дней в княжеском тереме прожила. И говорят, с тех пор худые люди его порога не преступали.

.

.