Автор: Мне нет смысла, обращать внимание на то, какие у кого головы. Пусть это делают те, кто этому хорошо обучен. А для меня все, кто читает “Гастрономические путешествия”, прекрасные головы. Я лицемер. Лгу вам в глаза. Не читайте Набокова и Толстого. Они мои враги. Враги моего кредо. Ведь всё, что пишут, должно волновать…
Скверные шутки от скверного настроения. Его не изменить как памятник нынешним дням. А памятник нынешним перипетиям выглядит, наверное, как иголка, — острая и тонкая, которую нелегко найти и легко потерять в стогу.
Ищу свои сумки в вещевом трекере, забывая на время Набокова и Агеева, чуя моих любимых классиков, с которыми не расстаюсь. Их не так уж много.
Отсюда я уеду на авто или чем-то похожем, дымящем и пыхтящем в переполненном автосалоне, пропахшем бензином и старой резиной. Но мне удается сесть на новенький мерседес, совсем просторный и почти что пустой, пахнущий прелыми листьями, захлопнувшейся за дверьми остановки.
Возвращаясь домой, всегда в голову приходят какие-то сторонние мысли. О кровати, о праздновании новогодней ночи, в зимнюю погожую пору, когда снег стоит подтаявшей мокрой коркой и сверху сыплются пушистые завитушки, — как прекрасные заморочки, которыми полны романы странного чудака, ты подбираешь их и радуешься.
Когда ты уже на месте, не в состоянии думать ни о чём, кроме того, что ты наконец-то вернулся. А пока…
Я болтаюсь на сидении то влево, то вправо, низко склонившись в полночных сумерках над листом бумаги, и снова ничего не приходит в голову. Я вычёркиваю, как и обещал ненужные строки, но благодаря этому что-то уходит вместе с ними, — незаметно, случайно, оставляя следы на меркнущей под луной бумаге. Мой рассказ становится всё сбивчивей и распорот как наволочка, из которой моросит дождь. Беден и краток путь.
А потому я возвращаю всё, как есть и уже не помню, когда в последний раз заглядывал в записную книжку.
Города проносятся в мерном танце передо мной, и я забываюсь, приходя в себя за чашкой горячего кофе на остановках в Ялту, дую на руки в холодную предрассветную ночь. Это я пересек океаны времени, чтобы случится здесь…
Довольно странная мысль, что поселилась во мне из бессмертного Брема Стокера.
Девушка напротив меня жмется к парню в остроконечном капюшоне, — худому и высокому, — прячет половину лица в ладонях.
Сходящие на этой станции не расходятся. Лишь оттащив грузные сумки немного дальше от ступенек автобуса, продолжают стоять, обдумывая свои дальнейшие планы. Кто-то срывается с места и уволакивает за собой багаж, кто-то дожидается очередного автобуса. Разговаривают немногие, совсем едва-едва тихо. Шум движущегося со стороны шоссе и станции автотранспорта накрывает нас отголосками эха и гомоном улиц. Почти прояснело небо. Я тоже стою, как другие возле ступеней у открытой двери, и дышу мокрым воздухом. Роса.
Оттого что я пересек Атлантику и несколько раз туда и обратно, побывал в Бадель-Бадель, по сути, наплевать этому парню и этой девчушке. Наверно также, как и мне на то, что зеленоглазая стюардесса пересекла по воздуху чуть ли не весь Старый свет.
Откуда мне знать, а вдруг она увлекается экспериментальными видами спорта? Тем более что она зеленоглазая…
У зеленоглазых, знаете ли, особый темперамент и подавляющее их большинство увлекается мужскими видами спорта, особо повышающими адреналин. Нет, я не астролог, просто занимаюсь псевдо-вешанием лапши на уши. Как? Не будем никого обижать. И так уже достаточно нахамил Толстому.
Наплевательская погода. И на мою улыбку не отвечает никто, кое-кому наверняка из-под сердца хочется списать её на трудности поездки.
Но я не подвёл. И никому не дал уснуть этой ночью, рассказывая по пути анекдоты.
Сон ушёл, а вместе с ним пришел Мелитополь. Всегда хотел побывать в этом городе. Его роскошный небольшой парк с клёнами и выложенным камнями названием с датой города на небольшой площадке, прямо за зданием автостанции пленили меня своей тоскливой степенностью и видом грубого рандеву: отрешенных лавочек, разбросанных то тут, то там, редкими звуками, долетающими с той стороны вокзала. Завлекли обходительностью горожан и подмигивающим светофором на городской трассе.
Мне показалось, будто я попал в свой родной, — город старых лестригонов и отчаянных выпивох. Когда я следовал по парковой дороге вниз к сплошной стене магазинчиков и кофейнь, схожесть была лишь поверхностной в обман моего утомлённого поездкой внимания, но, впрочем, не оставляло меня удивляться немыслимому сходству дорог и закусочной, которой я соблазнился.
Для меня сейчас было бы в самый раз намешать красный перец с кофе и кока-колой, чтобы вконец протрезветь, но красного перца не оказалось и таблетки аспирина, который можно было бы размешать в алкоголе, тоже.
Я принимаюсь пить кофе. Горячий. Крепкий. Душистый. Словно он из настоящих зерен. Или эти зерна, по крайней мере, хорошей обжарки.
Мои глаза, утомленные бессонной ночью, воспринимают окружающий мир через какую-то мутную преломляющую солнце линзу, и я понимаю, что это просто-напросто замаранное окно.
Вновь вскидываю свой рюкзак и сдаю его уже в камеру хранения. Возвращаюсь в парк. После чего беру билеты и усаживаюсь под одной из ив. Хочу продолжить работу, но ничего не выходит. Только пустое и нетронутое, в котором я зарисовываю скамью с жасмином и несколькими штрихами намечаю кумушек у подножий под ними.
Как шаман вуду, я прыгаю и бью в бубен в кругу соседушек, неспешно поедающих солнечный виноград и перебрасывающихся друг с другом улыбками.
.
.
